Марина Комарова - Змеедева и Тургун-варвар

— У меня есть шанс?

Вопрос прозвучал страшно пафосно и печально. Ведь, несмотря на крайне гадкую ситуацию, опускать руки я не собиралась. Все же у меня есть Чиу, есть наги, в конце концов, должны еще нарисоваться варвары со своим войском! Ну в крайнем случае буду сама драпать так, что фиг догонят. Умирать на алтаре в пасти огромной гадюки не было никакого желания.

— Шанс есть всегда, — блеснув улыбкой, сообщила Лелаб. — Но нужен еще и ум, чтобы им воспользоваться. Пока я тебе ничего не обещаю, но скажу так: приход Алкубры и Данаха мне тут триста лет не нужен.

Что ж. Уже неплохо, почему нет. Надо только взять это на заметку. Ладно, о жертвоприношении подумаем потом, сейчас надо понять, как дальше вести себя.

— Когда Кшария будет обучать меня танцам?

Лелаб, кажется, к чему-то прислушалась и тут же ответила:

— Думаю, минут через десять. Жрецы уже начали завывать… то есть вести богослужение. Пошли, нам пора.

Следуя за Лелаб, я понимала, что попала. Со всех сторон. Мало того, что в жертву хотят принести, так еще и танцовщица из меня, мягко говоря, фиговая. То есть дома на дискотеки ходила, все такое. Но очень сомневаюсь, что подобный опыт чем-то поможет при исполнении баха-сур, который тут все пафосно зовут танцем богинь. Конечно, все бабы как бабы, а я богиня, но… Явно не сейчас.

Мы покинули сад. Во дворец на этот раз зашли через малоприметную деревянную низкую дверку. И, к моему удивлению, начали спускаться вниз по крутой винтовой лестнице. Ступени были узкими и скользкими. Приходилось все время хвататься за круглый поручень.

— Смотри под ноги, — буркнула Лелаб, — внизу не поймают.

— Могли бы освещение нормальное сделать, — в ответ буркнула я. — Тут же убиться можно.

— Мужчины, что с них взять, — в тон ответила Лелаб, и стало ясно, что она сама не прочь скрутить головы тем, кто в таком виде оставляет дворец своего владыки.

Я могла лишь гадать, куда мы идем. Если меня будут учить танцам, то зачем идти вниз? Однако Лелаб шагала так уверенно, что приходилось поспевать за ней.

— Комната для обучения здесь, — подала она голос, когда мы спустились и оказались в узком полутемном коридоре. Слабый серебристый свет шел от вмурованных в потолок опаловых продолговатых светильников.

— Почему в таком стремном месте? — поинтересовалась я, вдыхая сухой пыльный воздух.

Лелаб подошла к стене и приложила ладонь.

— Увидишь.

Стена вспыхнула зеленоватым светом и вмиг растворилась, словно и не было. Я невольно охнула. Перед нами простирался большой зал. Стены завешаны множеством зеркал, пол выложен яркой мозаикой. Потолок — сплошные опаловые светильники, отчего казалось, что все помещение купается в молочно-белом свете. Я не заметила, была ли там какая-то мебель.

— Сколько вас можно ждать? — раздался голос Кшарии с чуть капризными нотками.

— Сколько нужно, — тут же отреагировала Лелаб, едва я успела раскрыть рот. — Знаешь, что надо делать. Я вас ненадолго покину.

Кшария вышла прямо из зеркала. До меня дошло, что там просто есть дверь, которая искусно прячется между зеркальными щитами. Фаворитка Асафа уже успела сменить одеяние. На этот раз на ней было почти прозрачное изумрудно-зеленое одеяние, едва прикрывавшее грудь, изумительную талию и бедра. Казалось, что Кшария завернулась в огромный свежесорванный лист, придавший ей удивительную грацию и художественную небрежность живой природы. Каштановые волосы были подняты в высокую прическу, украшены множеством бирюлек, словно у индийской невесты. Зеленые глаза горели, как драгоценные камни. Пухлые губы капризно изогнулись в улыбке.

Я задумчиво посмотрела на нее:

— Слушай, ты ж красивая баба, несмотря на всю гадючесть.

Повисла тишина. Кшария потеряла дар речи, Лелаб с интересом покосилась на меня. Но мне как-то было не до их реакций, я только развела руками.

— Нет, серьезно. Неужто нельзя соблазнить мужика, а надо обязательно пытаться зарезать соперниц?

Лелаб тихонько хихикнула.

— Ладно, девочки, вы тут занимайтесь, я приду попозже.

И быстро удалилась.

Кшария за это время, кажется, пришла в себя. Смотрела на меня со смесью удивления и четкого подозрения: соперница явно ударилась головой о твердое. Причем очень сильно. Что она тут же и озвучила.

— У тебя с мозгами все в порядке?

— А это я на тебя кидаюсь в попытке убить? — тут же поинтересовалась я.

Кшария фыркнула рассерженной кошкой.

— Дура. Ты не понимаешь. Тебя же принесут в жертву Алкубре. А так…

— А так бы ты меня спасла от жертвоприношения?

Она кивнула. При этом, кажется, считала, что абсолютно права. М-да. Редкое сочетание самоуверенности и феерической дурости. Хотя, может, она знает нечто такое, что и впрямь лучше помереть в гареме, чем в челюстях огромной змеюки. Тьфу, о чем я вообще думаю?

— Учиться будем? — перевела я разговор.

Кшария пожала изящными плечиками.

— Как скажешь. — И тут же посмотрела на меня с искренним любопытством. — Что, ты не боишься Алкубры?

Я пожала плечами:

— Не боится либо глупый, либо мертвый. Но дрожать заранее не собираюсь.

Она одобрительно кивнула и, взяв меня за руку, повела в центр зала.

— Баха-сур — танец, который исполняли девушки, чтобы стать женой великого Пламенного нага, — произнесла Кшария, и я тут же насторожилась. Так, это уже интересно. — Наг выбирал деву, и после того, как в ее чреве появлялся наследник, она становилась богиней.

«Неплохо устроился, однако, — подумала я. — То есть до ребеночка спи, понимаешь, с женщиной сколько хочешь и без всякого официального оформления отношений. Сволочь».

— А чем таким этот танец особенный?

Кшария опустилась на пол, на небольшой квадратный коврик, по углам которого стояли толстые белые свечи. Скрестила ноги, жестом указала мне, что надо сесть на коврик напротив. Я выполнила, устроилась поудобнее.

— Перед баха-сур танцовщица должна выпить змеиный яд. Если ее танец искренен, а сердце открыто Пламенному нагу, то яд не причинит вреда, а наоборот — усилит ее женское естество.

Я сглотнула. Час от часу не легче. А если этому гаду ползучему не понравится танец, то можно и помереть на месте? Моя решимость помогать змеелюдям как-то резко уменьшилась.

— Асаф вряд ли пойдет на такое, — тем временем продолжала Кшария. — Но всякое может быть. Ведь он хочет подразнить Айшу, пленного нага, которого обязательно выставляет в зале на потеху гостям.

«Вот урод», — мрачно отметила я.

— А что… много девушек уже танцевало баха-сур?

Кшария задумчиво посмотрела на свои руки, унизанные перстнями.

— Пять или шесть. Но лучше тебе не знать их судьбы.

— Они все закончили жизнь на алтаре Алкубры? — осенила догадка.