Елизавета Дворецкая - Солнце Велеса

Не чуя под собой ног, Лютава приблизилась и застыла в шаге от нее, пытаясь понять, не морок ли это и что может означать эта нежданная встреча так далеко от привычного мира живых людей. Сколько лет она мечтала об этом, но теперь не знала, что сказать, верить ли своим глазам.

– Здравствуй, дорогая моя! – Велезора протянула руки и обняла ее, склонила голову девушки себе на плечо. – Вот ты и повзрослела.

И тут Лютава обнаружила, что они одного роста. Раньше мать, такая же худощавая, была выше нее, но теперь они сравнялись, как будто годы со времен разлуки прошли лишь для дочери. А Велезора не только не постарела, но даже помолодела и теперь никак не походила на мать двадцатипятилетнего сына и восемнадцатилетней дочери. У такой молодой женщины дети могли бы быть только маленькие; при их явном внешнем сходстве они скорее были как сестры. И Лютава, заметив это, ощутила холод в груди: ее мать молодела, вместо того чтобы стареть, время для нее шло вспять. Она не может быть живой… И Лютава не знала, что ей делать сейчас: радоваться встрече или горевать от того открытия, что встреча эта для них теперь возможна только в Нави.

– Повзрослела и сил набралась, чтобы дорогу ко мне найти, – продолжала Велезора. – Я ждала тебя. Знала, что ты придешь рано или поздно.

И снова Лютава не нашлась с ответом, сообразив, что могло означать это «рано или поздно». Она могла найти дорогу сюда только сорок лет спустя, и тогда при этой встрече выглядела бы, как бабка собственной матери. Ибо над нею время имеет полную власть, пока она не научится по-настоящему жить там, где оно не имеет власти.

– Ты… – наконец с трудом вымолвила она и запнулась.

Ей хотелось задать только один, самый важный вопрос: «Ты живая?» Но она не могла выговорить эти слова, и они, невысказанные, преграждали дорогу каким-либо другим.

– Куда же ты делась? – почти прошептала Лютава. – Почему только здесь… я нашла тебя?

– Пойдем. – Велезора помолчала, потом взяла ее за руку и повела по ступенькам вниз.

Внутри изба оказалась не так мала, как выглядела снаружи. А волки были уже здесь: лежали живым ковром, занимая почти весь пол, свернулись у печки, будто кошки. В Яви даже собаку никогда не пускают в жилье, но здесь эти лесные звери внутри дома смотрелись так естественно, будто это был их собственный дом. И Лютава поняла, что так оно и есть.

Они сели возле окна. И чем больше Лютава смотрела на свою мать, тем меньше ее узнавала. Мало того, что Велезора помолодела лет на десять. Еще тоньше и суше стали ее руки; Лютава вспоминала разговоры из своего детства, когда баба Темяна пеняла невестке за худобу, приговаривая, что уж очень ту «сушит Навь». С тех пор Навь высушила Велезору еще сильнее, и в чертах лица ее, во взгляде появилось нечто нечеловеческое, звериное. И глаза у нее стали желтовато-серые… или они всегда такие были?

– Теперь я живу здесь, – кивнула Велезора, заметив, как Лютава оглядывается. – Вот это – и дети мои, и братья, и друзья. Не по своей воле я вас покинула, тебя и Люта… Но ты уже знаешь теперь, что не мы свою судьбу выбираем, а она нас, ведь так? Когда нас выбирают, нам дают силу делать то, чего не может никто другой… о чем никто другой не может даже подумать. Но все решают вместо нас. Еще до нашего рождения. И ничего нельзя изменить, нельзя отказаться от силы взамен на обычную человеческую судьбу. Нам нельзя быть вместе с людьми, как бы мы ни хотели. И благо, если нам позволят иметь детей. Владыка мой не хотел, чтобы я выходила за вашего отца, чтобы у меня были дети – я добралась до облачного колодца Рожаниц и поймала в нем вас двоих, хотя никто на свете не верил, что я это сумею. Радомир, мой предок, помогал мне. Мать моя свой род вела от Унелады, дочери Радомировой, а Ратислав Старый – от Радослава, сына его. Когда я за Вершину вышла, то две ветви Радомирова рода соединились – тогда он и явился мне в первый раз. Тогда и стал мне помогать, но взял плату за помощь – тебя, твою судьбу, право родиться вновь через тебя, как сам помог родиться тебе. А ты должна найти себе мужа, что от других сыновей Радомира род ведет – тогда сольются три ветви его племени, тогда он сам вновь в белый свет выйдет. Я сочла, что это невысокая плата: разве плохо для тебя стать матерью славного витязя? А когда вы выросли и ушли в лес, пришлось уйти и мне. Теперь я – Волчья Мать. Я умею ходить в Явь, провожаю до Огненной реки тех, кто отсюда туда уходит, и встречаю возле брода тех, кто приходит оттуда сюда.

Перед Лютавой сидела кудесница Нави, которая делала для здешних жителей то же, что любой кудесник в Яви: поддерживала целостность рода, что объединяет прежде живших с ныне живущими и с теми, кому еще только предстоит жить. А с другой стороны Огненной реки, в Яви, эти души, будто мяч, из рук в руки передавала и принимала баба Темяна, кудесница живых.

– Ты даже ничего… не сказала нам… – упавшим голосом пробормотала Лютава. – Никто не знал, жива ли ты… отец искал… мы искали…

– Я потому и не сказала. Хотела, чтобы вы искали.

Лютава помолчала, понимая наконец. Если бы они знали, что Велезора мертва, они бы просто горевали, как всякие осиротевшие дети. Но, не зная этого наверняка, они искали. Забирались по тропам Нави все дальше и дальше…

– Я не могла открыться, пока вы не найдете меня сами, – добавила Велезора. – И первой это должна была сделать ты. Ты должна была доказать, что способна… Ведь со временем ты меня здесь сменишь.

Лютава молчала. Само то, что она нашла здесь свою мать, вместо радости принесло острое чувство горя. Ведь это означало, что в Яви им не увидеться больше. Но даже горе было каким-то двойственным, разбавленным неуверенностью. Возможно, Явь для нее самой отныне не так уж важна. Она забрела в ловушку, нашла свою мать только для того, чтобы разделить и унаследовать ее участь.

– Но ведь не сейчас. – Велезора сжала ее руку, угадав эти мысли. – Ты в Яви свой путь только начала. Тебе еще своих детей родить и на ноги поставить надо, и многому научиться.

– Детей? – переспросила Лютава.

– Ну, да. – Велезора улыбнулась. – Сперва сына, а потом дочку – ясную звездочку.

– Но это не будут дети Бранемера?

– Нет. У Бранемера скоро от жены его сын родится, прямо на Перунов день, будто колечко золотое на руке у Перуна. И будет ему имя Огнесвет. Но кто дал, тот и заберет: как войдет парень в возраст, закатится его солнышко ясное за темный лес, оденется он шкурой звериной и семь лет будет в чаще бегать зверем лютым, пока не найдет его там волчья сестра. Сорочкой накроет – и станет он навсегда человеком. А если за семь лет не найдет она его – останется навек зверем.

– А я… должна вернуться домой?

– Дома не жить тебе больше. – Велезора покачала головой. – Пора свою судьбу искать. Дома тебе лишь одно осталось: отца от духа-подсадки избавить.