Елизавета Дворецкая - Солнце Велеса

– Да что же это такое, матушка моя! – восклицал Ярко. – Ведь сглазили ее! Испортил оборотень лесной, сестру не пожалел, лишь бы нам не досталась!

Чернава неизменно присутствовала при их свиданиях и ни на миг не оставляла Ярко с девушкой одного.

– Не испортил, – утешала его княгиня. – Это пройдет.

– Когда пройдет? Мне со дня на день в поход идти!

– Как из похода вернешься, она уж прежняя будет, – отвечала мать, подавляя вздох.

Ей было жаль сына, которого ожидает такое разочарование. Сама она поворожила еще в день отъезда угрян и легко выяснила, что именно угренский оборотень сделал с двумя девушками на берегу перед отплытием. Ничего мудреного – обычные чары под названием отвод глаз. Это настолько просто, что отводить глаза умеют многие, в основном женщины, даже не обученные ничему. Разве редкость, что страшненькая, но бойкая и веселая молодка умеет внушить всем мужикам вокруг, что она – красавица? И ведь верят. Оборотень же сделал очень похожую вещь – наложил на Гордяну облик Молинки, якобы оставшейся у вятичей, а на Молинку – облик Гордяни, якобы отданной ему в жены и уехавшей.

При столь запутанном положении дел Чернава не спешила расстаться с младшей дочерью – последней, что у нее осталась. Не так уж разумно отдавать ее одному из соперников в борьбе за угренский стол. А вдруг победит Хвалис или кто-то другой из братьев, а Лютомер погибнет – что тогда станет с Гордяной? Уж лучше дождаться, пока он хотя бы вернется в род и по обычаю займет свое место отцова наследника.

Но было и еще кое-что. Угренский оборотень увез с собой не племянницу и не дочь, а молодую жену Святомера. И как знать, захочет ли он ее вернуть мужу? Если с ним не будет невесты, решение оставить себе Семиславау придет к нему легче. Молинку Ярогневу, может быть, еще и отдадут зимой, здесь не все потеряно. Да если и не отдадут – девок на свете много, и потеря угренской княжны – не слишком высокая цена за избавление Чернавы от молодой соперницы…

Наступил четвертый день после отъезда угрян. С утра Ярко явился в святилище не один, а привел с собой Святомера. Парню хотелось, чтобы князь сам увидел, что происходит с угренской невестой.

Однако, войдя в избушку, никакой Молинки они там не обнаружили. На лавке под окном сидела Гордяна и смотрела по сторонам удивленным, но осмысленным взглядом.

– Боже Перуне! – Князь в изумлении хлопнул себя по бедрам и застыл на пороге, не давая Ярко пройти. – Ты откуда, голубка? Сбежала? Или жених назад прислал? С кем? Что стряслось? Жена моя где?

Гордяна по привычке встала и почтительно поклонилась, но на лице ее по-прежнему отражалось недоумение.

– Не знаю, батюшка, – пробормотала она, безотчетно проводя рукой по лицу. – Не знаю! Откуда мне возвращаться, если я никуда не ездила?

– Как – не ездила? – Святомеру показалось, что он сошел с ума. – А мне все приснилось, что ли?

Он обернулся и пропустил в избу Ярко, чтобы тот тоже посмотрел.

– Мне что – приснилось, будто мы девку за угренского Люта Вершиславича отдали? – в недоумении обратился князь к племяннику. – Три дня как отпустили с ним – а вот она сидит, красавица. Ма-ать! – во весь голос закричал он, призывая Чернаву. – Мать, где ты? Разъясни, что творится, морок меня морочит или что?

Ярко тем временем тоже вошел и в еще большем изумлении уставился на родную сестру.

– Ярко, братец! – Недоумевающая и встревоженная Гордяна подошла к нему и взяла за руку. – Что такое-то? Куда я ехать должна была? Я из дома все последнее время ни ногой! Какое замуж, куда отпустить? Какой Лют Вершиславич? Тот, что здесь был, за сестрами приезжал?

– Но ты же… – бормотал потрясенный Ярко и оглядывал пустую избу. – А она где?

– Кто? Матушка?

– М… Молинка! Невеста моя…

Гордяна села снова на лавку, сжала голову руками и застонала. Она не понимала совершенно ничего. Она помнила недавние события – приезд брата Доброслава с двумя дочерьми угренского князя, помнила, как эти две девушки жили здесь с ними, в этой самой избе. Потом была Купала… Потом мать вроде бы сказала ей, что ее решили выдать за Люта угренского, и даже провели обряды, отделяющие ее от рода и чуров…

А потом наступало что-то странное. Память тонула в омуте густого тумана, из которого временами выплывали отрывочные видения. Она находилась здесь, дома. Время будто остановилось, обещанный отъезд все никак не наступал, да она о нем и не помнила. И брат Ярко вроде приходил к ней, обнимал, спрашивал о чем-то… Но чего он хотел – Гордяна не понимала.

И вот теперь он удивлен, что она дома! Думает, что ее увез оборотень? Но он же приходил и видел ее здесь!

– Вот, полюбуйся! – Святомер снова шагнул через порог, теперь уже в сопровождении Чернавы. – Скажи, мать, кто тут с ума сошел? Что это за морок? Мы же деву Люту угренскому в жены отдали? Из дома проводили? А откуда она тут опять у тебя сидит? Или блазень блазнится? И угренская-то девка где?

– Ох, батюшка! – Чернава покачала головой. – Не морок тебя морочит и не блазень блазнится… теперь. Раньше морочили нас. Обманул нас всех оборотень, чаровными клюками одолел. Сестру свою он с собой увез, а мою дочку нам оставил. Глаза отвел, и мы на месте Гордяны Молинку видели, думали, что с нами осталась, а Молинку настоящую сами ему в лодью посадили – думали, Гордяну замуж отдаем. А теперь три дня прошло, чары рассеялись, морок спал. Вот так вот! – Волхва развела руками.

– Ее увезли! – вскрикнул Ярко и вцепился в волосы. – Увезли! А я-то…

– Вот ведь леший! – ошарашенно вымолвил Святомер, пока еще более изумленный, чем разгневанный.

Новость быстро разнеслась по Воротынцу и воинскому стану. Доброслав не помнил себя от гнева.

– Он нас обманул! Клятву нарушил! – кричал старший княжич, уже не думая о сдержанности. – Отец! Прикажи мне его догнать! Три дня прошло, еще успеем! Нельзя позволить – он нас, как щенков… Обманул! Сестру обещал свою нам отдать – увез! На Гордяне обещал жениться – обманул! Побрезговал! Две клятвы нарушил! Так и что ему третью нарушить – не вернет он нам Семиславу!

В голосе старшего сына звучали не только гнев и возмущение, но и боль, однако Святомер настолько встревожился, что ему было не до ревнивых подозрений. В самом деле – если Лютомер обманул их с сестрой и невестой, что ему стоит обмануть и с Семиславой? Хорошо зная, чего стоит его жена, Святомер не сомневался, что и сам оборотень от такой не отказался бы.

Как нарочно, в это время кто-то случайно нашел в березняке обрывки белого льна, в которых без труда опознали остатки сорочки увезенной княгини. На лоскутах потрясенный Святомер обнаружил следы крови. Неизвестно, какие именно картины он рисовал себе в это время, но лицо его, обычно добродушное, стало сейчас таким жестким и страшным, что даже собственные домочадцы в испуге попятились. Привычное дерганье глаза внушало жуть.