Евгения Техтелева - Наследие (СИ)

Вокруг палаток развели костры. Где гоготали наемники, а где в напряженной тишине слушали путевые байки рыцари, но Джайра не хотела идти ни к тем, ни к другим. Ее до того достала глупая болтовня рыцарей о своих ратных подвигах, что ей хотелось хоть немного молчания. В задумчивости она бродила между палатками, поглаживая изредка попадающихся стреноженных лошадей. Что, если бы она не была амазонкой, наемницей и воспитанницей ведьмы стихий? Может, судьба бы по-другому повернулась к ней, будь Джайра какой-нибудь знатной дамой? Порой она задавала себе этот каверзный вопрос, когда она злилась на свое положение, но сейчас, когда она оказалась так близко к высшим кругам общества, он всплыл в голове сам собой. Жить вдали от разбойничьих и темных краев, не зная нужды, страха, жестокости, не представляя даже мыслей о том, что такое убийство своими руками. Но другая сторона монеты знатности все же перевешивала чашу весов: жить при дворе в четырех стенах, все делать только ради поддержания власти и чести своего рода, стараться угодить королю, жеманничать с рыцарями и читать о путешествиях и авантюрах только в летописях! Нет, о такой жизни она даже думать не хочет. Что может быть лучше свистящего в ушах ветра от быстрой езды верхом? Когда ты будто играешь с ним в догонялки, приходя в сладостную эйфорию от нахлестывающих на твое лицо воздушных волн, когда ты чувствуешь под собой стремительное движение могучих лошадиных мышц и двигаешься всеми внутренностями вмести с ними и знаешь, что сейчас никто не властен над тобой и твоим быстрым конем, — это ли не ощущение свободы? А еще: холодные рассветы, жаркие закаты, сладко-незрелый аромат весеннего леса, соленый запах моря, душистое дурманящее дуновение лугового летнего ветерка, жгучие холодные поцелуи морозного дыхания гор, — разве можно было все это отдать ради всей этой напускной знатности? Да никогда! И это приносило самоутверждающее удовлетворение…

— Если бы тебя никто не знал, то приняли бы за конокрада, — из одной из палаток ей навстречу вышел купец. — Зайди ко мне, я хочу с тобой поговорить…

Удивившись странной просьбе купца, вроде бы больше не проявлявшего к ней интереса, Джайра все же последовала за ним. У самого входа она заметила едва различимую во тьме фигуру телохранителя, который до сей поры держался особняком ото всех и плелся позади шатра вне поля зрения наемницы. Специально, чтобы она разглядела его как следует, он сделал шаг вперед, вступив в освещенное пространство. На короткое мгновение Джайра удивленно раскрыла глаза и приостановилась. Гияс, ассасин-«берибех», так же коротко улыбнулся во всю ширь рта, поприветствовав тайным жестом «я с миром» — будто бы стряхнул соринку с плеча дважды. Джайра проделала тоже самое, догнав купца. Что ж, мир так мир — просто приставлен следить за торгашом, оно и понятно. «Надо будет подробнее узнать об этом у Хакима…»

Шелковые стены шатра песочного цвета освещали только четыре лампы в разных его местах. Вокруг стояла тишина, не было слышно ни редкое ржание лошадей, ни людские разговоры, только легкий шум ночного ветра и стрекотание насекомых.

— О чем вы хотели со мной поговорить? — сразу спросила она его, даже не сделав и шага с прохода. — Если это будет опять выяснение моей личности, то я сразу хочу дать отказ…

— Меня это не столь сильно беспокоит. Располагайся, — он подождал, пока она сядет напротив него. — Ты не возражаешь, что я перешел на более дружеское к тебе обращение?

— Вы еще об этом меня спрашиваете? — засмеялась она. — Можно подумать, вы меня за равного себе считаете. Нет, я не возражаю.

Купец на мгновение задумался. Джайра поняла, что он обдумывал ее слова о равенстве — задался вопросом, не превосходит ли его наемник? Какие-то странные предосторожности для благодетеля города.

— Может, ты и равен мне. Небо учит нас быть равными друг другу. Ты тому хороший пример: ты не брезгуешь привилегиями классов выше твоего и сам уже можешь претендовать на знатное происхождение, обладая такими благородными качествами. К тому же еще и имеешь совесть…

— Совесть? — воскликнула наемница. — Я считаю себя последним эгоистом в этом мире. Ни разу не замечал в себе хотя бы просвет совести.

«Снова задумался. Он присматривается ко мне?»

— Зря ты так говоришь. Ты сильно критичен к себе, что тоже является благородным качеством настоящего рыцаря, хоть ты им и не являешься.

Видимо, этого мыслителя не отговорить от идеи воплощения истинного рыцаря в лживой наемнице. «Зачем ему нужен такой идеал?»

— Слишком лестный отзыв о простом наемнике, чтобы принять его обычной похвалой.

Купец не менял хитрой улыбки с прищуром, которая чуть раньше Джайре казалась вполне благосклонной. Насколько ей было известно, Сальмоней Нар Атив был из круга самых приближенных людей султана, которые составляли его тайнум. Задачи купца в Ардонии были яснее ясного: он настолько сильно закрепился среди ардонской знати, что большая часть экономики Октавы зависит от него. Что уж говорить о королевском дворе. «Талант прокладывать бескровные пути к вершине пьедестала».

— А ты не привык к лести, — слабо посмеялся купец. — Иногда она нужна, чтобы тебя заметили. Люди любят сладкие слова.

— Я больше люблю истину, какой бы она ни была.

Возможно, прозвучало резковато, поскольку купец немедленно выпрямился, до этого заискивающе наклоняясь вперед при ответах. «Наплевать, нравится ему это или нет, но я не люблю, когда роются у меня в закромах. Должен уже это понять».

Начав поглаживать бороду, купец немного погасил улыбку.

— Истина может быть жестокой с теми, кто к ней не готов. Раны, наносимые истиной, никогда не залечиваются. Она бывает смертоноснее клинка убийцы, согласен?

«Перейдя на высокопарные речи, ты только сам себе яму выкопаешь».

— Нет, не согласен, — купец застыл на мгновение. — Истина считается оружием только тогда, когда владелец знает ей правильное применение. В обратном случае она перестает быть полезной и мгновенно растворяется, тогда как клинок — любой, не только убийцы — не нуждается в знании, как его применять. Для истины важнее, в чьих она руках, а не о чем она. Если владелец знает ей цену, то уже от него зависит, чему она послужит: убийству или рождению.

По всей видимости купец не ожидал такого сопротивления. Скорее, он рассчитывал на взаимную услугу, но не на едва прикрытое предостережение. Узнал ли он эти слова? Когда-то они были сказаны между Акбаром и его младшим братом Ирфаном, ныне султаном и Вездесущим. По сути дела, Джайре Сальмоней был не нужен как союзник, эту роль отлично выполняли ассасины, а они куда прозорливей и дальновидней соглядатая самого султана.