Аня Сокол - На неведомых тропинках. Шаг в пустоту

— Птичка права.

— Не вам говорить об обязательствах. Кто хотел, ушел. Остальных вы убили, — голос стал злым, — стежка мертва. У меня больше нет магии. Не уйду в non sit tempus , смерть придет за мной. Я стал хранителем вместо того, чтобы умереть от тифа. Он скоро вернется. Не хочу снова выблевывать внутренности.

— Я бы на это посмотрел. — Радостное ожидание беса было неуместным, но он плевать на это хотел. — Не торопишься, птичка?

— Максуд, — я подняла руки и пошла на голос, — ты еще жив. Не догадываешься почему?

— Потому что трус.

— Потому что твоя сила не ушла, — я наткнулась на хранителя, ростом он был чуть выше меня, плечи под мягкой тканью поникли, — стежка не пуста. Так?

— Так, — ответил бес.

— Северники, — Макс дернулся.

— Не все ли равно, — теперь начала злиться я, голова была тяжелой, хотелось положить ее на горизонтальную поверхность, — южане ушли. Тебя оставили умирать. Кто-нибудь возразил, когда ты вошел в этот карман? Хватит жертв. Седой не даст источнику исчезнуть, земле нужен охраняющий, не ты, так другой.

— Птичка, ты меня поражаешь. — Проклятый хихикнул и добавил уже для хранителя: — Хватай силу и пошли отсюда.

— Они не жители, — неуверенно возразил Максуд, по тому, как напряглись мышцы, я поняла: он был готов поверить.

— Жители, — сказала я, — могут прожить час, год, столетие, а могут умереть через минуту. Сейчас они твои. Их сила тоже. — Меня повело в сторону, но я поняла это, когда руки невысокого хранителя подхватили меня, не давая упасть.

— Соглашайся, — добавил проклятый, — она не отстанет.

Я чувствовала, как уходят силы, знала, что скоро не смогу ни идти, ни стоять, ни думать. Магия исполнителя желаний развеялась, тело брало свое.

— Уйдем вместе. — Я повернулась в ту сторону, где, по моим расчетам, находился бес. — Веди, — и тот разразился неприятным визгливым смехом.

— Я не собака-поводырь, птичка, — отсмеявшись, ответил бестелесный, опять задевая меня краем плаща, — сюда пришел бес и уйдет бес, и неважно, в каком костюме.

— Ты же не хочешь сказать…

— Именно, птичка. Это карман для казни, отсюда живым нет выхода.

— Нет. — Я попыталась оттолкнуть руки Макса и выпрямиться, глупая человеческая гордость требовала отказывать с поднятой головой.

— Слушай, я не знаю, как тебя зовут, как-то не ко времени было интересоваться, — хранитель продолжал поддерживать меня, — но повторю твои же слова: а не все ли тебе равно?

— Ты не понимаешь, — я застонала от собственной беспомощности, — я не могу впустить «это» в себя.

— Ты не понимаешь, — передразнил хранитель, — я не могу взять силу севера, пропустить через себя, — он вздохнул, — надо перешагнуть через невозможное.

— Давайте быстрее. «Это» ждет, — поторопил проклятый.

— Встретимся на той стороне, сравним впечатления, — встряхнул меня Макс, пришла его очередь подталкивать, чувствуя, как колеблется моя решимость, как она рушится подобно карточному домику. — Я видел тех, в кого входил бес, поверь, это не конец света.

— Я тоже их видела. Поверь, это именно он.

Я вздохнула. Выбора на самом деле нет, иллюзия это, больной бред или происходит на самом деле, все известно наперед. Я же хотела пройти тропой проклятых с тех пор, как увидела Михара, выплывающего из тумана перехода. Надо радоваться, очередная мечта сбудется, пусть у нее и горький привкус.

Я сжала кулаки и кивнула.

— Скажи вслух, — потребовал бес, — ты даешь разрешение?

— Да, — ответила я, — даю.

Глаза обожгло огнем. Я стиснула ладони с такой силой, что ногти впились в кожу. Боль перестала существовать в одно мгновение. Мрак разлетелся сотней острых осколков, будто кто-то ударил по стеклу, закрашенному черной краской. Озноб исчез, боль отступила, стало тепло, слабость осталась, но по силе она казалась тенью того, что я чувствовала несколько секунд назад.

— Я всегда выполняю приказы, птичка. Запомни, — сказала я.

От собственного голоса с чужой ленивой издевкой у меня волосы на затылке встали дыбом, если бы этот затылок еще мне принадлежал. Открывался мой рот, смотрели мои глаза, но это не я. Пустой черный плащ проклятого опустился на грязное месиво под ногами. Тошнота подкатила к несуществующему горлу. Разум никак не мог понять, что у него больше ничего нет. Он не хотел это понимать. Ощущение чудовищной неправильности заполнило то, что еще осталось от меня. Проклятому было все равно. Страх и беспомощность — любимые приправы. Внутри я дрожала, как перепуганный зверек, снаружи губы раздвигались в безумной улыбке.

— Готов? — спросил бестелесый у хранителя.

Худой, угловатый, смуглый парень южных кровей кивнул. Крупные круглые, как маслины, глаза рассматривали меня с не меньшим любопытством, чем я его. Он походил на студента-первокурсника, ребенок, который начал взрослеть, но так и не успел вырасти.

Вокруг клубился плотный туман. Мы стояли в облаке безвременья. Я хотела поднять руку и зачерпнуть пригоршню, но ничего не вышло. Тело не послушалось. Проклятый отстранил меня и одновременно с этим закрыл от безумия non sit tempus . Ни мыслей о бегстве, ни тревоги, ни паники.

— Вперед, — скомандовал бес.

Парень зажмурился, его запястья осветились красными узорами инописи, браслеты вспыхнули, и хранитель растаял в воздухе, чтобы вновь появиться где-то там, за пределами кармана. Охраняющий на своей земле не нуждался в провожатых.

— Наша очередь, птичка, — слова, вылетевшие из моего рта, произнесенные моим голосом, прозвучали чуждо.

Проклятый выпрямился, качнулся, привыкая к пропорциям тела, издал короткий смешок, поднял руку с обломанными ногтями и щелкнул пальцами. Карман исчез, разлетелся по безвременью сотней брызг. Колышущаяся пелена обрушилась на меня.

Это не было похоже ни на что. Туман исчез. Воздух загустел, втекая в легкие ледяными каплями. В ушах ощущалась тяжесть, мир вокруг казался состоящим из жидкого металла. Все текло, все изменялось.

То, что окружало нить перехода, то, что способно свести с ум любого, пространство, где нет времени, где, как я думала, нет ничего, оказалось живым. Там росли деревья. Их широкие стволы казались пластиковыми, листья искусственными, трава под ногами бумажной. Желтые, зеленые, багряные — цвета всех времен года перемешивались на одном дереве, одном кусте. Солнце светило очень высоко и далеко, словно сквозь выпуклую каплю воды. Я не чувствовала ни тепла, ни холода, ни ветра; ни одна бумажная травинка не шевельнулась.

Non sit tempus успело собрать дань с Кощухино. В безвременье ушли целые улицы с домами, ошкуренные и поросшие мхом стены, соломенные, шиферные или из листового железа крыши, с узкими, закрытыми ставнями окнами или, наоборот, широкими, отделанными по последней моде коваными решетками, причем изнутри.