Франческа Хейг - Огненная проповедь

— Наверное, мы первые люди, кто прошел здесь. В смысле, со времен До. — Я провела рукой по шершавой поверхности.

— Это осталось с тех самых пор? С До?

Я покачала головой:

— Даже раньше.

— То есть?

— То есть они были древними даже во времена До.

Темнота давила не так, как тишина. Отсутствие звуков в пустынном коридоре действовало более угнетающе, чем где-либо еще на моей памяти.

— Мне следовало сказать это раньше, — произнес он, — но спасибо. Ты не должна была вытаскивать меня из бака.

— Нет, должна.

— Рад, что ты так думаешь. Не могу представить никого, кто захотел бы, чтобы голый незнакомец затормозил ему намеченный побег.

Я смиренно рассмеялась:

— А вот с этим нужно что-то делать.

Сняла мокрый свитер, который носила поверх рубашки и брюк, передала ему и зачем-то отвернулась, пока парень одевался. А повернувшись, увидела, что он смог натянуть широкую горловину свитера на талию, превратив его в своего рода юбку с болтающимися по бокам пустыми рукавами.

— Нужно идти. — Я встала. Чтобы пропустить его вперед, мне пришлось вжаться в стену. — Я даже не знаю твоего имени, — крикнула я ему вслед.

— Могу сказать то же самое.

— Я Касс.

— Я имею в виду собственное имя. Мне оно тоже неизвестно.

Он шел в паре метров от меня, продвигаясь по узкому коридору. Я последовала за ним. В темноте, казалось, разговаривать было легче.

— Ты серьезно?

— У меня нет причин что-то от тебя скрывать. Если бы знал — сказал бы. Да и от провидицы мало что утаишь.

— Не в моем случае. Я не читаю мысли. Только кое-что чувствую. Иногда о вещах, иногда о людях, иногда о событиях. Но действовать прямолинейно и направленно у меня не получается.

— Жаль.

— Большинство людей не горят желанием, чтобы я покопалась у них в мозгах.

— Я думал, ты сможешь что-нибудь разузнать обо мне. То, чего я не помню.

— А ты ничего не помнишь?

— Ничего из того, что было до резервуара.

Я остановилась.

— Даже своего близнеца?

— Ничего.

В туннелях мы утратили чувство времени. Я знала лишь, что мы довольно давно минули очередную трещину в потолке, из которой пробивался свет, и я уже целую вечность ничего не пила и не ела. Я старалась отвлечься от терзавших меня голода и жажды и сосредоточиться, настроиться на дорогу, чтобы не врезаться в стены и потолок, которые регулярно задевала, отчего на спине и руках оставались ссадины. После нескольких лет в камере выматывала даже такая малость как ходьба. Дыхание сбилось, а в груди стало тесно, как в узком коридоре. Хотя парень утомился сильнее: он постоянно спотыкался. Повезло, что маршрут выдался легким, поскольку мы шли почти постоянно прямо. Пару раз мы притормаживали у развязок, чтобы я выбрала поворот, но всего на несколько минут. Мы как будто часами шли в горку, и когда земля под ногами слегка выровнялась, я предложила немного передохнуть.

— Я бы вздремнул, — кивнул мой спутник.

— Но недолго.

— Не думаю, что у нас получится несколько часов проспать в этих райских удобствах, — съязвил он, расчищая пол от камней. — Замерзла?

— Не очень, — солгала я. По мере продвижения вглубь горы холод усиливался.

Мы лежали близко, но не соприкасаясь.

— Боишься?

Я на минуту задумалась:

— Да, боюсь. Что нас поймают, что мы заблудимся и навсегда тут застрянем. Но это не намного хуже того, что было раньше.

— Но тебя же не в резервуаре держали?

— Нет, в камере. — У меня перед глазами снова мелькнули баки. Мои четыре года в темнице, с подкрадывающимися безумием, клаустрофобией и безнадегой казались детским лепетом по сравнению с тем, что пришлось вынести ему. Некоторое время мы молчали. — А тебе страшно?

— Не могу сказать, что наслаждаюсь всей этой затеей с пещерой, но почему-то не боюсь, хотя, вероятно, должен. Я чувствую себя по-новому — наверное, так можно сказать. Просто потому, что дышу свежим воздухом.

— Но что нам делать дальше, когда выберемся отсюда?

— Понятия не имею. Но тоже не беспокоюсь по этому поводу. Такая своеобразная симметрия — я не представляю, что со мной было раньше, и не знаю, что будет потом.

— Они не перестанут нас искать.

Он вздохнул и перекатился на бок:

— Вряд ли я интересую их больше, чем сам себя.

Мы проспали, наверное, около часа. Я разбудила спасенного и заставила подняться, но он едва держался на ногах. Представить не могу, что на него повлияло больше: нахождение в резервуаре или внезапное освобождение. Его тело еще не привыкло к самому себе; поначалу он передвигался, словно пьяный. «Давай поспим», — повторял он снова и снова каждые несколько часов. В странном безвременье туннеля наш путь стал похож на сон или бред: подъем, ходьба, краткий сон, подъем, ходьба, сон. Когда впереди мелькнул свет, только резь в глазах убедила меня, что я не сплю. Узкий лаз из пещеры зарос кустарником, но не достаточно густым, чтобы солнечные лучи не пробивались внутрь. Но что это был за день, я не знала.

Морщась от солнца, мы вышли на крутой склон, ведущий к широкой и стремительной реке. Сначала я проклинала колючие заросли, через которые нам пришлось продираться, но неприлично большие спелые ягоды быстро примирили меня с царапинами. Я жадно собирала плоды, позабыв про колючки, и уже не различала, чем окрашиваются мои пальцы: кровью или ярким соком. Мой попутчик тоже ел, но затем отвернулся, ухватился рукой за камень и согнулся, извергая содержимое желудка.

— Слишком быстро? — спросила я.

Он вытер рот:

— Извини. Я думал, прошло уже достаточно времени. В смысле, я знаю, что ты довольно давно не ела, но я-то питался через трубку…

Я кивнула:

— Ты не знаешь, как долго там находился?

Он посмотрел на себя сверху вниз: сухощавый, но не оголодавший. Через мое селение в неурожайный год проходили гораздо более изможденные кочующие омеги. Тусклые каштановые волосы юноши достигали плеч, под ярким солнцем кожа белела словно кость. Под сетью сухожилий и дряблых мышц прослеживалась структура скелета.

— Хватило, чтобы сошел загар. Если, конечно, он у меня был.

Мы оставались у входа в пещеру достаточно долго. Парень снова поел ягод — медленнее, — и на этот раз желудок их принял. Чтобы утолить жажду, мы кое-как спустились по склону, продираясь сквозь шипы и колючки, которые цеплялись за и царапали кожу. По крайней мере здесь было теплее, чем в пещере, а на солнце даже жарко.

У реки мой спутник действовал осторожно: зачерпывал воду ладонью на один глоток и неторопливо отхлебывал Я же, встав на четвереньки, пила прямо из реки.

— Та пещера, из которой мы ушли, находится выше по течению? Они не станут искать нас здесь?

Я покачала головой:

— Это другая река. Приток отходит выше Уиндхема и обегает гору с другой стороны. Мы вроде как прошли сквозь гору.