Франческа Хейг - Огненная проповедь

— Здоровое питание и сон, — подхватила я.

— Она пасет кур или ткет ковры.

— Вручную. Никаких опасных станков.

— Именно! — Кип запечатлел у меня на лбу поцелуй, и мы устремились в толпу.

* * * * *

На следующий день жаркое солнце убедило меня отложить намеченную прогулку наверх, к краю кратера.

Кип ушел сразу после завтрака, прихватив флягу с водой и набив карман свежим инжиром, а я поднялась на небольшую террасу, которую мы обнаружили накануне на полпути к башне. За долгие годы каменные ступени сточились под множеством полировавших их ног, как подтаявшее масло. До полудня оставалось еще несколько часов, но на мощеной брусчаткой террасе было уже жарко. Пока я укладывалась на солнце, рубашка задралась и камни обожгли кожу на обнажившейся талии. Я купалась в ярких лучах, все еще удивляясь солнцу и открытому небу после камеры сохранения. Даже адский заплыв на Остров не уничтожил мою любовь к теплу и удовольствие, которое я получала от солнца. Было так приятно отдаться простым земным радостям и отстраниться от махинаций и интриг, чувствуя лишь солнце и камни.

В камере сохранения я причиняла себе боль, чтобы избежать ночных видений и страхов. Но теперь кошмары гнало удовольствие. И Остров, который позволил этим маленьким радостям появиться в моей жизни. Даже в заселенном омегами Нью-Хобарте меня не отпускали страх, стыд и сожаление. Там в любой момент мог появиться солдат или мытарь Синедриона, чтоб напомнить о нашем подчиненном положении. Даже манера держаться — и моя, и Кипа — изменилась после прибытия на Остров. Кип отринул скрытность и неуверенность, которые приобрел за несколько месяцев в бегах.

Я снова подумала о Дудочнике — его гордо вскинутой голове, широких плечах. Постепенно приходило понимание, что часть радости от того, что я вместе с Кипом, рождалась из самого пребывания на Острове и того, что здесь можно не стыдиться уродств. Из всего, что подарил нам Остров, самой большой неожиданностью оказались наши тела. Накануне я заметила на своей шее синяк — там, где Кип сначала игриво прикусил, потом поцеловал, а затем опять прикусил. Он извинился, когда в утренних лучах солнца увидел след на моей коже, но, как ни странно, я возликовала. На моем теле осталось слишком много меток, которые я не выбирала. Клеймо. Бледная кожа после нескольких лет в заточении. Измученное, покрытое волдырями тело, выпирающие кости — последствия нашего долгого путешествия. Но отметина на шее появилась в радости. Лежа на теплых камнях, я дотронулась до нее и улыбнулась.

Не знаю, надолго ли я задремала. Когда на закрытые веки опустилась тень, я рывком села и хотя была полностью одета, в моей полной отдаче солнечному теплу проскальзывало нечто интимное. Свет бил прямо в глаза, но я безошибочно узнала силуэт Дудочника.

— Извини, — сказал он, выходя на террасу. — Не хотел тебя напугать.

— Ты и не напугал, — возразила я, намереваясь подняться.

— Не вставай. — Он присел на корточки, чтобы оказаться со мной на одном уровне. — Мне сказали, что ты здесь, но я не знал, что ты спишь.

— Не то чтобы сплю. Но в последнее время нормально поспать не получается.

— Видения?

Я кивнула. Дудочник устроился рядышком, скрестил ноги и посмотрел на солнце.

— Я сам меньше сплю после вашего с Кипом прибытия, если тебя это утешит. Вся Ассамблея потрясена.

— Из-за нас? Но мы же не захватчики, а всего лишь двое голодных омег. Единственное наше отличие — мы добрались сюда самостоятельно.

— Наше? Ведь ты одна нашла путь. Без помощи Кипа.

— Мы сделали это вместе.

— Похоже, у вас вообще дружная команда. — Он бросил взгляд на синяк на моей шее и сменил тему. — Пойми, людей испугало ваше неожиданное прибытие сюда, ведь тут все основано на секретности.

— Вы должны тревожиться не из-за нас с Кипом, а из-за Исповедницы, которая вас ищет. — Как только я ее упомянула, по телу тут же пробежали мурашки, несмотря на теплые камни под спиной.

— Если бы я мог тревожиться только об этом, — вздохнул он. — Ты не представляешь, как ухудшились дела на материке, пока тебя держали в застенках.

— Я получила кое-какое представление в Нью-Хобарте.

— Там ты увидела отражение того, что происходит повсеместно. Омег все больше поражают в правах, увеличивают подати, запечатывают города. Нам регулярно докладывают о публичных порках. Целые поселения едва не умирают от голода. Не вижу в этом никакого смысла. По крайней мере Синедрион расширяет убежища для омег, однако это тоже бессмысленно. К чему нас туда загонять, ввергая в кабалу? Снизили бы поборы и ослабили тотальный контроль, сразу отпала бы потребность в убежищах, и альфам не пришлось бы на них тратиться. — На мгновение на его лице отразилась усталость. — Теперь понятно, почему Ассамблею беспокоит ваше появление? Люди и в лучшие времена с подозрением относились к провидцам, а уж теперь и подавно. Мы должны убедиться, что Острову не угрожает опасность.

— Мы с Кипом не представляем угрозы.

— Я уже говорил, что тоже так думаю. Относительно тебя.

— Ты не доверяешь Кипу?

Дудочник пожал плечами:

— Я о нем ничего не знаю. Он сам ничего о себе не знает.

— Он же не виноват.

— Это понятно. Но какая от него польза?

— Ты именно так оцениваешь людей? Есть от них польза или нет?

Он не стал отнекиваться, как сделали бы многие:

— Я вынужден. Это моя работа.

— А если на секунду забыть о работе, что бы ты ответил?

Он рассмеялся:

— Может, когда-то я и мог отделить себя настоящего от своих обязанностей, но теперь уже не получится.

— Но ты сам этого захотел, когда решил возглавить Сопротивление.

— Я знал, что у меня может получиться лучше, чем у других. И, кстати, оказался прав. — Он уперся локтем в согнутое колено и склонил голову, подставляя шею солнцу. — И когда я это понял, выбора просто не осталось.

Между нами повисла тишина. Я так привыкла находиться наедине с Кипом, что для меня казалось странным проводить столько времени вместе с Дудочником. Всякий раз я ощущала разделяющую нас тайну — имя моего близнеца. Вокруг нее крутились все наши разговоры. Она походила на кратер Острова — все остальное строилось под этой основой. Если нам удавалось избегать столь скользкой темы, я легко чувствовала себя рядом с Дудочником — его улыбка согревала, властный взгляд обещал защиту и безопасность. Но сейчас, греясь рядом с ним на солнце, я напомнила себе о Заке — моей тени, мой половине, — о мертвом предшественнике Дудочника и о блестевших на ремне ножах.

Дудочник повернулся ко мне лицом:

— Вот ты, например, провидица. Есть ли предел, за которым ты можешь отрешиться от своего дара?

— Но это же не работа или выбор. Это я сама.