Надежда Попова - Инквизитор. И аз воздам

Вальдфогель переглянулся с бюргермайстером и собратом по службе и лишь неопределенно покачал головой, буркнув нечто неразборчивое.

– Стало быть, не согласны, – подытожил Курт. – Стало быть, мои слова если и ставите под сомнение – возразить вам нечем и никаких доказательств обратного у вас нет. И как верно заметили вы сами, это наше дело – определять виновность или невиновность подозреваемых в ереси и колдовстве, и не суть важно, жив этот подозреваемый или скончался. В данном случае расследование было проведено мною, мною же было вынесено постановление о невиновности, и когда я оформлю его письменно, оное постановление заверит Его Преосвященство. Ergo мы имеем: убитую девочку, несколько погибших ее убийц и пару десятков соучастников, каковые и должны быть судимы по светскому закону светскими судьями. Idest – ратом.

– Почему это именно ратом? – недовольно уточнил Бём. – Если даже принять ваше решение как истинное, тем паче, что и Его Преосвященство согласен с ним… Эти люди самовольно взяли на себя право действовать как инквизиторы, а посему…

– Ничего подобного, – перебил его Курт. – В своих действиях они руководствовались тем, что из практики Конгрегации давно вычеркнуто, мало того – прямо запрещено. То есть, действовали не как инквизиторы, а как обычные убийцы. Убийствами, их расследованием и карой должен заниматься рат, или я что-то путаю?

– Но, – упрямо возразил Бём, – это было преступление, затрагивающее интересы Конгрегации, посему…

– Вот как, – вновь холодно оборвал его Курт. – Стало быть, убийства горожан в Бамберге интересуют и тревожат только Конгрегацию, но никак не глав города? Не могу не возрадоваться тому, что не являюсь обитателем этой дыры… Что ж, пусть так. Ввиду своих полномочий и права не только провести расследование, но и при необходимости судить и казнить на месте – я это сделаю, коли уж вы, господа ратманы, не желаете исполнять то, для чего были поставлены. Поскольку протокол судебного процесса также буду составлять и оглашать я, считаю своим долгом сообщить вам его краткое содержание. Singulatim [77], там будет упомянуто о том, что светским властям Бамберга было рекомендовано принять арестованных sub jurisdictionem urbanam [78], в рамках каковой виновным грозило бы либо повешение, если прямое участие в убийстве будет доказано, либо же телесное наказание или вовсе штраф, однако рат от предложения Официума отказался, в результате чего все подсудимые заранее обречены на мучительную кару, которую не каждый из них способен будет пережить. Думаю, жители этого благословенного города оценят человеколюбие и доброту избранных ими управителей. Как вы полагаете, господа?

– Ну вы и… – проговорил дознаватель Вальдфогель сквозь зубы и запнулся, не докончив. Курт кивнул:

– Да, к вашему сожалению. Если вас не удручает ваша будущность в связи с подобным поворотом дела – что ж, я, как и полагается служителю Господа, проявлю смирение и не стану более с вами спорить. На том и порешим, господа?

Бюргермайстер исподволь переглянулся со своими сослужителями, раздраженно поджав губы, помедлил, невольно бросив взгляд в окно, сквозь которое было не видно, но отчетливо слышно гулкий голос толпы, и, наконец, нехотя кивнул:

– Мы явимся забрать арестованных не позже, чем через час.

– Славно, – подытожил Курт сухо, кивнув Нессель, и та молча поднялась. – Напоследок у меня есть еще один вопрос: где располагается ваш архив и кто может предоставить мне для ознакомления городские хроники и документы, начиная примерно с тысяча двести тридцать пятого года.

– Прошу прощения… – пробормотал Вальдфогель растерянно. – Историю города?! Вы хотите изучить историю Бамберга за полтора века, майстер Гессе? Сейчас?!

– Знанию всегда есть время, – нарочито благодушно улыбнулся он, и Бём, поморщившись, поспешно кивнул вверх:

– Это прямо над нами, майстер инквизитор. Третья от лестницы дверь. Там сейчас находится наш канцлер, он окажет вам всю необходимую помощь.

– Должность канцлера, как я понимаю, с основными обязанностями совмещает ваш нотариус Клаус Хопп – тот, что заменил собой прежнего, безвременно утопшего?

– Да, – всеми силами стараясь сдерживать раздражение, подтвердил бюргермайстер. – Но смею вас заверить, он знает свое дело и сможет вам помочь, что бы вы там ни желали узнать.

– Надеюсь, – кивнул Курт, подчеркнуто учтиво кивнув присутствующим, и направился к выходу, потянув Нессель за собою.

По его внутреннему ощущению прошло часа два с половиной; солнце за окном уже заметно скатилось к горизонту, падающий из проема свет приобрел какой-то неестественный рдяный оттенок, словно проем был забран сплошным красным стеклом, и оттого лицо спящей Нессель казалось воспаленным и больным. Ведьма лежала на боку на узкой скамье, вытянув ноги и подложив ладони под голову, и на довольно громкое, хрусткое шуршание старых страниц под пальцами Курта не реагировала.

Когда канцлер Хопп, выдав ему всю требуемую документацию, удалился, Нессель сначала сидела в ожидании у той же стены, потом бродила по комнате, рассматривая книги, оклады, чернильницы, выглядывая в окно и снова начиная наворачивать круги по небольшой комнатушке, потом опять уселась на скамью, потом прилегла и, наконец, уснула. Заглянувший спустя час канцлер молча бросил взгляд на спящую, на майстера инквизитора, погруженного в чтение, вздохнул и так же безмолвно удалился снова – наверняка докладывать господам ратманам о текущей обстановке и гадать вместе с ними, что же могло понадобиться этому докучливому настырному сукину сыну.

Настырный сукин сын переворачивал хрустящие листы клятвенных книг и разрозненных записей хроник, мысленно ругая прежних канцлеров и самодеятельных хронистов за сумбурность и косноязычность, а также за привычку дописывать данные о событиях, произошедших прежде тех, что были описаны на предыдущих страницах, а также порой гнать сплошной текст, не разделяя его ни пустотами, ни отчерками…

Нессель проснулась, когда Курт в сердцах хлопнул обложкой просмотренной книги, закрыв ее; открыв глаза, ведьма несколько мгновений смотрела перед собою, словно не понимая, где находится, потом перевела взгляд за окно, на солнце, заливающее комнату алым, и, наконец, села, подавляя зевок.

– Я уснула, – пробормотала она чуть растерянно; Курт натянуто улыбнулся:

– Вот и хорошо, хоть немного отдохнула.

– А у тебя какие успехи? – кивнув на заваленный документами стол, поинтересовалась Нессель, и его без того натужная улыбка превратилась в унылую гримасу.

– Никаких. Вообще. Об этой скульптуре нет ни слова – ни в клятвенных книгах, ни в хрониках, ни в канцлерской бюджетной документации, вообще нигде. Просто однажды Всадник начинает упоминаться как уже стоящий в соборе – и всё.