Надежда Попова - Инквизитор. И аз воздам

– Город помнит ее, – подтвердил отец Людвиг. – И помнит не просто как управительницу, а как именно покровительницу, как заботливую опекательницу. Вы знали, что практически вся ее вдовья доля [81]ушла на благоустроение Бамберга?.. Вот это были действительно дела благочестия и милосердия, истинного благотворения, а не так, как то принято среди знати сейчас, прости меня, Господи, за осуждение… И основные легенды Бамберга посему связаны именно с нею, с ее именем и ее бытием.

– Например?

– Например, о том, что одним крестным знамением святая Кунигунда остановила пожар, который начался в императорском жилище. Или вот этот собор, построенный ее благочестивым супругом, – с ним тоже связана одна легенда… Каковая, правда, не вошла в признанное Церковью житие, а потому существует лишь в виде народного предания.

– И? – поторопил Курт, когда священник нерешительно замялся. – В чем же она заключается, если Церковь не стала вносить ее в утвержденный перечень деяний святой?

– Полагаю, все дело в том, что легенда эта зародилась слишком давно, – с извиняющейся улыбкой пояснил отец Людвиг. – Эта земля ведь не сразу стала христианской… Бамбергское епископство, как вы сами знаете, основал как раз Генрих Святой и уже отсюда нес веру Христову дальше. Языческие отголоски еще долго прослеживались даже в самых благочестивых притчах и сказаниях… Как и в той истории, о которой я упомянул.

– Я так понимаю, в этой легенде одним крестным знамением не обошлось? – предположил Курт, и священник неловко передернул плечами:

– Это точно не известно, но основная проблема заключается в том, что святая Кунигунда выступила против Ангела. Считается, что примерно в тысяча пятнадцатом году стали умирать жители Бамберга – без видимых причин, без болезней или ран. Поутру просто не просыпался то один, то другой горожанин, без различия пола, возраста и рода занятий. Болея за свой народ, однажды вечером святая Кунигунда ушла молиться на всю ночь в собор. В полночь собор накрыла тьма, и императрица увидела Ангела смерти, проходящего по улице. Он заглядывал в окна домов и уводил с собою души живущих в них горожан. По одной версии, Кунигунда вышла ему навстречу и силой молитвы заставила исчезнуть, а все умершие в эту ночь возвратились к жизни. По другой – с помощью опять же молитвы она «заточила его в камень на сотни лет». Как вы понимаете, майстер инквизитор, подобное предание звучит слишком… не по-христиански, – подытожил отец Людвиг все с тем же конфузливым смешком, – а потому осталось без рассмотрения при составлении жития.

– Понимаю, – кивнул Курт, невольно бросив взгляд вокруг, точно ожидая увидеть Ангела смерти, следящего за собеседниками сквозь камень стен. – А с Всадником никто и никогда не связывал эту историю? Заточенный в камень Ангел смерти, собор…

– Не сходится, – качнул головой отец Людвиг. – Если принять эту историю за истину, пусть и искаженную, то от появления скульптуры в соборе ее отделяет двести с лишним лет; навряд ли поверженный Ангел ждал два века, пока для него создадут каменную оболочку и заточат в нее… А что приключилось, майстер инквизитор? Почему вдруг местная достопримечательность пробудила в вас такой интерес?

– Этого я не могу вам сказать, – развел руками Курт. – Боюсь, это тайна следствия.

– Это… связано с тем, что случилось у ратуши?

– Если вы задаетесь вопросом «что это было», отец Людвиг, – об этом я вам сказать могу. Это не проявление дьявольских сил и не ведьмовство. Девочка была невиновна, и все свершившееся над ее убийцами – справедливо.

– Вы это утверждаете как инквизитор, майстер Гессе? – осторожно уточнил священник. – Я могу считать это доказанным и ссылаться на ваши слова в беседе со своими прихожанами?

– Разумеется, – кивнул Курт, – и на мои, и на слова Его Преосвященства фон Киппенбергера, который всецело поддержал мои выводы.

– Епископ ведь не говорил этого, – укоризненно заметила Нессель, когда они вышли из собора на почти уже укрытую багровыми сумерками улицу; он передернул плечами:

– Фон Киппенбергер сказал, что полностью доверяет мне и моему опыту. Стало быть, de facto заранее согласился с любым моим выводом касательно этого происшествия.

– Но с ним не согласны горожане.

– Эту проблему придется решать, – коротко отозвался Курт, и ведьма зябко поежилась:

– Мне не нравится, как ты это сказал.

– Сам не в восторге, – согласился он, бросив взгляд на солнце, и свернул в сторону, в узкий безлюдный проулок. – Еще успеем осмотреть дом судьи и вернуться в Официум до темноты.

– Что ты надеешься там отыскать? Даже если какие-то свидетельства… не знаю, чего… там и были – их давно уничтожили, еще до твоего появления в Бамберге. А мы уже знаем, что уничтожать они, кем бы ни были, умеют даже те следы и улики, которых ты сам увидеть и не смог бы.

Курт не ответил, лишь ускорив шаг, и Нессель, вздохнув, умолкла тоже.

До пустующего жилища семейства Юниус они добрались уже почти в сумерках; найти невысокий, простой, но добротный дом по описанию Гайера было несложно, однако довольно короткий путь растянулся вдвое – Курт по-прежнему старался выбирать улочки поглуше, дабы не столкнуться с горожанами. У самого дома не было никого, лишь в дальней оконечности улицы топталась парочка бамбержцев, но судя по расслабленным позам и спокойной, размеренной жестикуляции, эти двое обсуждали нечто, касательства к происходящему не имеющее вовсе. У кого-то жизнь по-прежнему шла своим чередом…

– Не похоже, что замок когда-то взламывали, – заметил Курт, присев у двери и рассмотрев скважину в свете багрового солнца. – Ни глубоких царапин, ни повреждений…

– Это значит, что твой убитый сослужитель открывал замок ключом? Кто-то все-таки дал ему ключ, хотя тот торговец говорит, что не давал?

– Похоже на то, – кивнул Курт, поднявшись, и отпер дверь. – Или он сюда не входил вовсе. В конце концов, Маус сказал, что видел Штаудта у этого дома, но не успел сказать, видел ли его входящим внутрь.

Приемная комната, когда он закрыл дверь за вошедшей Нессель, погрузилась во мрак и тишину; открывать окна, выходящие на общую улицу, Курт не стал, обойдясь небольшим окошком, что выглядывало в проулок между домами. Осматривать здесь, впрочем, было особо и нечего: никаких мелких бытовых вещей в доме не осталось, и уже пропахшая пылью комната была практически пустой; пустая этажерка у стены, два старых табурета и пустой стол с заляпанной въевшимися чернилами столешницей – видимо, здесь Иоганну Юниусу доводилось принимать жаждущих правосудия горожан, которым не удавалось застать его в ратуше.

– Здесь все убрали и вымыли, – заметила Нессель, медленно пройдясь по комнате и остановившись у закрытой двери в жилую часть. – Сейчас снова запылилось, но когда-то все было очень тщательно убрано.