Лев Гроссман - Король волшебников

Труп тем временем конвульсивно метнул в него нож. Квентин невольно пригнулся, хотя нож не прошел даже рядом и улетел в открытую дверь.

— Теперь точно все, — сказал труп и даже вздохнул вроде бы.

— Где ключ? — спросил Квентин. — Он ведь у тебя, да? — А вдруг нет, мелькнула страшная мысль.

— Я вообще не знаю, зачем здесь сижу. — Труп подвинул к нему деревянную шкатулку. Кожа у него на костяшках облезла, как на подлокотниках старого кресла. — Раньше он дочкин был.

— Дочкин, значит. Ты сам-то кто?

— А ты не знаешь? — Труп, покорившийся судьбе вопреки всем ожиданиям, вздохнул снова. Дышать ему, по всей видимости, больше не требовалось, но кожистая грудь еще впускала и выпускала воздух, как кузнечные мехи. — Я думал, все знают.

Квентин, перестав двигаться, осознал, что весь взмок от пота.

— Хочешь сказать, что ты — это он? Тот вдовец из сказки про семь золотых ключей?

— По-твоему, это сказка? — Труп зашипел сквозь зубы — засмеялся, видать. — Ладно. Поздновато спорить из-за таких мелочей.

— Погоди. Ты же вроде хороший.

— Нельзя же всем быть героями. С кем тогда герои сражаться будут? Простая арифметика — подбиваешь итог, и все.

— А это тот самый ключ, который дала тебе дочь? — Квентин начинал подозревать, что неправильно понял смысл всего этого. — Так сказка кончается. Ты ее избавил от ведьмы, а она забыла, кто ты, но дала тебе ключ.

— Это была не ведьма, а ее мать. — Снова шипение. Когда мертвец говорил, у него двигалась только нижняя челюсть, как у аниматронного президента в увеселительном парке. — Я ушел от них, чтобы найти семь ключей — героем хотел стать, сколько помню. Они мне этого не простили. Вернулся я, а дочка папу не узнает. Мать сказала ей, что я умер. Этот ключ сохранял мне жизнь. Забирай его, это к лучшему. Ужасно жить в мертвом теле, ничего не чувствуя. Видел бы ты, как другие на меня смотрят.

В шкатулке лежал золотой ключ. Значит, Квентин нечаянно проломил стену и попал в соседнюю сказку? Входит король Волшебников.

— Ты только скажи, для чего он, — попросил труп. — Я до сих пор не знаю.

— Я тоже. Прости.

Услышав сзади шаги, Квентин рискнул оглянуться. Это, к счастью, был Бингл.

— Не за что. Ты заплатил сполна. — Мертвец, стремительно расставаясь с жизнью, стукнулся головой об стол. — Как и я. Просто пока не знаешь.

Квентин захлопнул шкатулку, и они с Бинглом уставились на обращенный к ним череп — лысый, пятнистый и исчерченный швами, как глобус.

— Молодцом, — сказал Бингл.

— По-моему, я не убивал его: он сам умер.

— Тем лучше. — Это изречение Бингл подхватил от Джоша.

Квентин, чей магический уровень быстро опускался к нормальному, чувствовал себя обессиленным. Заговор против огня не был исчерпывающим: от него неприятно пахло паленым волосом.

— Это мужик из сказки про семь ключей, но у него была своя версия. Как вы узнали, где я?

— Кок поймал говорящую рыбу. В брюхе у нее была бутылка, в бутылке карта. Что с вами приключилось?

— Эмбер явился мне. — Квентин решил пока ограничиться этим. Пока они возвращались к лестнице, Бингл проверял каждую дверь и нишу на предмет засад и новых игроков.

Итак, Квентин заработал себе очки, найдя очередной ключ. Остался всего один. Внизу им встретились Поппи, возбужденная своей первой филлорийской вылазкой (мы победили!), и молчаливая, все еще светящаяся Джулия. Квентин показал им свой трофей и обнял обеих. С Джулией вышло малость неловко, поскольку она не ответила ему тем же и вдобавок сохранила добавочный боевой рост. Да, они победили, и Квентин был во главе. Он держался за это победное настроение, не выпускал его из рук, стараясь навсегда запомнить тепло и вес. Бингл выскреб кого-то из-за портьеры, но тот сразу сдался, не страдая заморочками типа «со щитом или на щите».

«Мунтжак» подошел к самой пристани и нависал над площадью — бухта явно была глубже, чем казалась на вид. Наколдованные кем-то, скорее всего Элиотом, розовато-желтые висячие огни величиной с баскетбольный мяч создавали атмосферу веселой ярмарки. Еще больше окрепший ветер колебал и подкидывал их.

Элиот вместе с Джошем стояли на живописном фоне «Мунтжака». Они что, все время там были? От спада эмоций у Квентина ослабли колени. Утомительное это дело, геройство: чувствуешь себя потом как пустой бурдюк. Бок снова давал о себе знать, мысль об уютной койке на борту успокаивала. Сейчас он свернется калачиком, и быстрый олень унесет его прочь. Квентин приветственно вскинул усталую руку. Встречу героя с объяснениями и поздравлениями можно отложить на потом — скорей бы завалиться на койку.

Элиот и Джош, не отвечая ему, мрачно смотрели на что-то у себя под ногами. Джош пошевелил губами, но ветер подхватил его слова и унес в океан.

На мокрых досках со стрелой в горле лежал Бенедикт. Его убили, как только он вылез из шлюпки, но умер он не сразу: пытался вытащить стрелу, прежде чем захлебнулся собственной кровью.

Дом в Мюре был лучшим, что случилось с Джулией за всю ее жизнь. За все ее жизни.

Цап-Царап сказал правду: она наконец-то пришла домой. Ее существование до этого дня напоминало нескончаемую игру в пятнашки, где только она и водила. Теперь и ей можно отдохнуть в домике. Она обрела убежище, несравнимое с теми, где уже побывала, нашла свой Брекбиллс. Заключила свой сепаратный мир.

Всего в доме было девять жильцов — одни из «Беовульфа», другие нет. Из беовульфовцев присутствовали Цап-Царап, Асмодея, Фолстаф, а также Гаммиджи и Фиберпанк. Последние двое на форуме появлялись не часто и вели себя робко. В них Джулия никогда бы не заподозрила магов — чарами они, как видно, занимались приватно.

Трое других тоже оказались совсем не такими, как она представляла. Она всегда думала, что Царап — девушка или гей, но при встрече он ей геем не показался, и такого красавца она тоже не ожидала увидеть. В онлайне он позиционировался как человек, которому причинили какое-то зло, чудом не сломавшийся и живущий на одной силе воли. Джулия предполагала, что он жертва аварии, возможно, парализованный или страдающий от хронических болей, но подходящий к этому философски — а тут такой из себя Аберкромб энд Фитч. [46] Abercrombie&Fitch — культовая марка молодежной одежды, основана в 1892 г.

Фолстаф, седовласый джентльмен ее фантазий, предстал мужиком лет под тридцать, который если и был джентльменом, то очень большого размера. Рост примерно шесть футов пять дюймов и сложен как утес — не то чтобы толстый, просто до хренища громадный. Весил он, наверно, фунтов четыреста и говорил на инфразвуковой частоте.

Асмодея, малолетка лет семнадцати, трещала как пулемет и улыбалась до ушей. Брови домиком — шкодливая такая девчушка, типа Файрузы Балк, которая играла в «Колдовстве» Нэнси. Джулия не узнавала своих лучших друзей.