Ольга Романовская - Песочные часы

Большую часть пола покрывал однотонный ковёр.

Стены действительно обиты листами металла, перемежающимися со вставками красноватого дерева. В них ввинчено несколько колец, будто для факелов.

А ещё здесь было зеркало. Зеркало в старинной оправе.

Позволив осмотреться, Тьёрн попросил не произносить ни слова и по возможности не совершать резких движений.

На стол легли преображённый стержень барона Сомаарша, блюдце с составом, содержащим мою кровь, какой-то флакончик и гладкая пластина. Такая же, как та, что использовал сеньор Мигель.

Материя с частичками кожи хозяина по воле мага парила над образовавшимся набором предметов.

Откинув ковёр, Тьёрн обнажил странный рисунок: ряд многоугольников, вписанных в круг. Линии были тусклы, но всё же различимы.

Мне велели сесть в центре композиции, вытянуть руку с браслетом, положив её на один из острых углов рисунка — части треугольника.

— Тьёрн, можно вопрос можно, пока вы не начали? — Маг кивнул. — Хозяйка не будет против того, что вы сделали с комнатой?

— Не будет. Я выкупил дом.

А ведь ещё осенью он его снимал. Как же, наверное, богаты волшебники, или это просто Тьёрн изворотлив?

— Иалей, предупреждаю: мне потребуется ещё раз уколоть тебе палец — для активации пластины. Если, разумеется, у меня всё получится. А теперь храни тишину и постарайся не менять позы.

Подняв руку, Тьёрн позволил парившей материи слиться со своей кожей, став с ней единым целым. Сжав в горсть пальцы второй руки, он поднёс её ко рту, что-то прошептал, сжал в кулак, сделал в воздухе волнообразное движение и, произнеся на выдохе: «Подчинись!», выбросил вперёд, разжав пальцы.

Линии на полу вспыхнули, заискрились, наполняясь огнём. В конце концов, остался гореть только круг. Октаэдр и треугольник же пульсировали.

Когда волна голубоватого магического света касалась руки, я ощущала лёгкое покалывание и холодок, будто от соприкосновения со льдом.

Засучив рукава, Тьёрн измазал пальцы не соприкасавшейся с материей руки в жидкости из блюдца, провёл ею по пластине, затем капнул жидкостью из флакончика. Ничего не произошло, и маг шагнул ко мне с ножом, уколол палец и измазал пластину в крови. Я, как и договаривались, не издала ни звука, не дёрнулась.

От соприкосновения с кровью (Тьёрн на неё не поскупился) пластина засияла, даже не засияла, а будто накалилась. Положив её на стол, маг вернулся ко мне, сделал пас рукой и отрывисто прочитал заклинание, превратившее холод линий треугольника в нестерпимый жар. Он разошёлся по всему телу и откатился обратно, взметнув искры, превратив контуры фигуры в осязаемый металл, излучающий свет. Последний пронзил браслет, тогда как мою руку огибал.

Маг смело встал одновременно на горящий круг и пульсирующий октаэдр, заведя заунывную речь с периодическими взмахами руками и начертанием рун. Я испугалась, заметив, как пламя и сияние одновременно скользнули вверх по его ногам. Столкнувшись в районе сердца, они завихрились, образовав небольшой, похожий на шар, сгусток. Тьёрн отдал его мне, велел взять в ладони, встать и подойти к столу.

Голова кружилась, дыхание стало рваным. Я едва не теряла сознание, но маг и не думал мне помогать, замерев со стержнем в руке. Держал той самой, на которой были частички кожи хозяина.

Я мельком глянула на пластину: она отображала моё местоположение! Неужели сработало?

Маг наклонился к нечто в моих ладонях, произнёс пару фраз — и сгусток воспарил к потолку, замер на мгновение и мягко спланировал на пластину, войдя и преобразовав её.

Тьёрн попросил вытянуть руку и вывел на браслете вязь из слов и знаков.

— Я, виконт Сашер Ратмир альг Тиадей, коннетабль Арарга, приказываю тебе разомкнуться.

Увы, браслет щёлкнул, но не раскрылся.

Покусывая губы, маг задумался, затем погладил браслет, вывел другой символический ряд и спросил:

— Ты признаёшь меня?

Браслет немного сдвинулся вниз и тут же вернулся обратно.

— Тогда завтра ровно в полночь ты разомкнёшься.

Никакой реакции.

Маг потянулся за пластиной и, крепко сжав её, несколько раз повторил: «Ты истинная».

— Всё, — устало вздохнув, прошептал Тьёрн, опустившись на пол. — Я сделал всё, что в моих силах. Связь с пластиной в замке нарушена, правду отныне показывает эта. Потом попробуем изменить имя хозяина на браслете — меня он всё же не принимает. Видимо, маг виконта что-то вплёл в серебро. Но ничего, браслет мы снимем. С каждой милей от замка сделать это всё проще: рушатся цепочки магического плетения, которые я надрезал.

Видя, что мне нехорошо, маг предложил спуститься на кухню и заварить себе крепкого чаю: «Из банки с коричневой крышкой щепотку травы добавь. Извини, сама».

Я кое-как, держась сначала за стены, затем за перила, добралась до кухни, затеплила огонь и поставила чайник. Чай нашла не сразу: тяжело ориентироваться на чужой кухне.

После напитка стало намного лучше. Голова прояснилась, исчезла слабость.

Домой пришлось возвращаться бегом, чтобы госпожа ничего не заподозрила, а на перекрёстке выравнивать дыхание.

Норине я соврала, что платье ещё не готово.

Среда казалась бесконечной. Я не находила себе места, сидела, как на иголках, даже вышивание не приносило желаемого спокойствия.

Не нарушая привычного распорядка, позавтракала у себя до того, как проснулась норина Мирабель, покормила Рагнара, помучилась немного с тошнотой, которую сумела заглушить маслом имбиря и мяты — в своё время советовали, помогало. А ещё выручал лимон — когда меня «накрывало», жевала кислые дольки. И с собой купила, чтобы в дороге не мучиться.

Дальше — тоже привычно. Утренний туалет госпожи, занятия с сыном, прогулка с ним и нориной Ангелиной. Её тоже иногда отпускали со мной, хотя обычно с девочкой гуляла няня. Вот когда помощь слуги неоценима: попробуйте уследить за двумя сорванцами! Ладно, Рагнар, он хотя бы бегать не умеет, зато норовит всё засунуть в рот, а Ангелина непрочь пошалить. Они так меня вымотали, что к концу прогулки валилась с ног.

Перед обедом снова тошнило, но я радовалась, что до, а не вовремя. Госпожа и так заметила, что я стала меньше есть. Мы с ней до сих пор за одним столом сидим — приказ хозяина, — так что скрыть невозможно.

Весь вечер просидела дома: надобности выходить не было. Делать ничего не могла, просто бродила, мысленно прощаясь с комнатами. И с их обитателями.

Жаль, что никогда больше не увижу Карен и Фей, мне будет их не хватать. И норины Мирабель тоже.

Когда стемнеет, я должна взять сына и вещи и выйти на соседний перекрёсток, где будет ждать Тьёрн. Ни в коем случае не позднее одиннадцати, иначе из города не выпустят: закроют последние, Кастрийские ворота, через которые завозили продовольствие. А откроют их только в шесть часов утра.