Галина Гончарова - Полудемон. Месть принцессы

Если человек сволочь — так он ею и останется. С семьей ли, с другими…

Сволочь — это состояние души.

И я направляюсь писать официальные бумажки. Надо же, чтобы никто не подкопался.

Домой, ко двору… к Карли.

Задержаться мне пришлось еще на двенадцать дней, пока Джек не вошел в курс всех дел. Изабель поправлялась, медоварни отстраивались с новым размахом, бывшие разбойники обзавелись кто формой стражников, кто куском земли, и в лесах воцарился покой.

И наконец я распрощался с другом. Мы пожали друг другу руки — и я уехал.

Вот и Алетар.

Белый город в изумрудной оправе холмов, у ног которого плещется синее море.

И я мчусь во дворец.

В свои покои.

Конечно, надо бы доложиться дядюшке, но какой, к темному, доклад?! Карли! Мой цветок, мое солнышко…

Был вечер, но свет горит. Я врываюсь в комнаты.

— Карли?

— Ее нет.

— Рене?

Друг сидит в углу, читая книжку. Сейчас он откладывает ее и встает.

— Алекс… нам надо поговорить.

— Что случилось?

Сердце сжимает тяжелая лапа беды. Что с Карли? Мертва?

Нет! Я бы почуял! Я же некромант! Ее душа пришла бы ко мне!

Заболела?

Вылечу!

— Сядь.

— Рене!

Друг мнется, смотрит в угол, жмется… я как следует встряхиваю его за плечи.

— Ну?!

— Карли вышла замуж.

— Что?!

Я почти падаю в кресло. Ноги не держат.

— Карли вышла замуж.

— Н-но… КАК?!

Рене вздыхает и принимается рассказывать. Действительно, блеск двора нравился Карли. Но я-то! Вислоухий осел! Болван!

Тупица!

Как я мог не заметить, что Абигейль обрабатывает мою девочку?

Да, я знаю, что за спиной меня называют «принц-ублюдок», ну так что же? Пусть пока, все равно я потом казню половину этих придворных паразитов! Но я не мог подумать, что Карли будут дразнить «ублюдочной невестой». Подло, исподтишка — но ведь от этого не менее больно!

Смешки там, подколки здесь, иголки тут…

А потом я уехал.

Том и Рене как могли защищали мою невесту, но могли-то они как раз немного. Абигейль приказывала — и они прыгали. А та приблизила Карли к себе, сделав фрейлиной.

И тут появился — Он.

Где-то дней через десять после моего отъезда, я даже не доехал еще до баронских земель.

Виконт Латур.

Молодой, красивый, богатый… и с ходу начавший активно ухаживать за Карли. То есть сразу же предложивший ей руку и сердце.

Уж что ему пообещала за это Абигейль — оставалось только гадать. Но…

Карли сначала сопротивлялась, но потом их застигли в недвусмысленной ситуации.

— Насколько недвусмысленной? — уточняю я. Слушать было тошно и почему-то стыдно. Словно подглядываешь за чужими любовными утехами.

Рене мнется, как холоп в борделе.

— Ты что — в монастыре?

— Их застигли, когда виконт целовал на балконе твою невесту, — звучит от порога голос Томми.

— Просто целовал?

В моей груди разгорается надежда. Ну подумаешь там… она могла просто быть ошарашена, а потом ее принудили, заставили, пригрозили… Абигейль это могла! Она еще и не это могла!

— Поцелуй был весьма интимного свойства. — Томми словно отрезает слова. — На Карли с задранными юбками и на виконта вот здесь, — жест оказывается более чем выразительным, — весь двор нагляделся. Она, знаешь ли, уже ничего не замечала, а он был слишком занят.

Я представляю себе картину.

Моя девочка и…

Твою ж!

Если бы я не успел перегнуться через подлокотник — меня бы вырвало себе на колени. Мерзко, как же мерзко…

Рене набулькивает в кубок вина и протягивает мне:

— Залпом.

Я послушно осушаю чашу. И тут же сгибаюсь в новом приступе.

До утра ребята выхаживают меня как могут. Отпаивают успокаивающим, пытаются сделать хоть что-то… но я их не слушаю.

Перед глазами крутятся две картины.

Карли — в венке из маков на цветочной поляне. Моя девочка, моя любовь, мое сердечко…

Карли — в роскошном придворном платье на балконе, юбки задраны, на коленях у ее ног неизвестный мне виконт… Или известный?

Кажется, я видел его пару раз. Глуповатое лицо с черными усишками, смазливый, но… Есть в нем что-то от конюха. Слишком простонародное…

А вокруг стоят и смеются придворные…

Картины наплывают друг на друга, накладываются, распяливаются хохочущими лицами…

Ненавижу!!!

Абигейль, стерва такая, ты сполна отомстила мне за дочь.

Кусок сердца вырвали у тебя?

Но и мое сейчас кровоточит.

Почему так?

Я бы дал Карли все. Корону, жизнь, счастье… Почему она не могла просто подождать? Просто быть сильной? Быть честной?

Больно, как же больно…

Но утром я привожу себя в порядок. Я вернулся, мне надо идти докладывать все дядюшке.

Будь все проклято, но никто не заподозрит, насколько мне больно. Глубоко дышу — и меня словно бы накрывает тот самый серый лед. Я спокоен, я холоден, у меня ничего не болит… то есть оно болит там, снаружи. А здесь, под толщей льда, спокойно и надежно. Тут мое сердце никогда даже не царапнут. Тут у меня просто нет сердца.

Я полудемон, а мы не плачем!

И не показываем виду!

Как же больно…

Свою несостоявшуюся жену я встречаю на следующий день. На приеме у дядюшки.

То есть сначала я слышу ее смех. А уж потом…

Карли, моя Карли стоит в окружении придворных хлыщей, молодчик с закрученными усиками держит ее под руку и самодовольно улыбается.

Вот я каков! Такую девушку оторвал!

Меня тоже тянет ему что-нибудь оторвать. Но при одной мысли о Карли на балконе и этом хлыще… к горлу подкатывает едкий комок желчи.

Лишь бы не стошнило!

Так. Я справлюсь.

Вдох, выдох, опять глубокий вдох, пальцы сжимаются в кулаки, глаза застит кровавой пеленой, Карли испуганно смотрит на меня…

Во рту вкус крови…

Я до боли прикусываю клыками щеку и чуть кланяюсь. Серая пелена льда опять застит глаза, закрывает весь мир, вздымается торосами и громоздится глыбами. И из этой метельной круговерти я улыбаюсь легко и непринужденно, как положено светскому человеку.

— Госпожа, позвольте вас поздравить со счастливым замужеством. Виконт, вы получили настоящую драгоценность.

Марта, Анри, Рик… Вы были бы мной довольны. Без хладнокровия ни в бою, ни в некромантии делать нечего.

Карли бледнеет.

— Алекс…

— Виконтесса?

Я смотрю абсолютно незаинтересованно — и она как-то смущается. Опускает глаза…

Я еще раз кланяюсь.

— Желаю счастья.

Вряд ли мне удалось тогда кого-нибудь обмануть. Но я обязан был сделать хорошую мину при плохой игре.

— Не огорчайся, кузен, — Андрэ хлопает меня по плечу, — таких у тебя еще перебывает…

Да уж, ты-то в этом специалист. Полдвора пере… любил, кушетки заменять не успевают.

— Было бы из-за чего огорчаться.

Кажется, обмануть Андрэ мне так и не удается. А вот отвязаться от него — вполне. Раскланиваюсь и удираю с приема, спиной чувствуя довольный взгляд тетушки.