Надежда Мамаева - У волшебства запах корицы

Когда собиралась уже закрыть коробку, на дне обнаружила маленькую визитку, пропитанную тонкими цветочными нотками: бумагу явно сбрызнули духами. На фоне амурчиков и купидонов красовалась надпись: «Салон госпожи Ми-Ми: в наших товарах вы проведете незабываемые дни и чудесные ночи». Ниже значился адрес отправления. Повертев картонку в руках, пожала плечами.

Фир, уставший от событий минувшего дня, вовсю подергивал уже лапами во сне, лежа на подушке.

Я, последовав его примеру, тоже отправилась в царство морфея.

Приснившийся сон был, мягко говоря, необычный. В отличие от утреннего видения, в котором Ликримия меня убила, в этот раз я не наблюдала за собой со стороны, а являлась участницей странного действа.

Грот или пещера, очертания которой скрыты во мраке. Мужчина, склонившийся надо мной.

Я лежу на спине, упираясь ногами в камень и прикрыв глаза, чуть-чуть приподнимаясь, а он с осторожностью раздевает меня.

А после мы лежим рядом, лицом друг к другу, уже тесно соприкасающиеся телами так, словно в этом мире нет ничего важнее, чем быть как можно ближе.

Он ласково поглаживает спину, а я выгибаюсь ему навстречу, замирая каждый раз, когда его пальцы соскальзывают вниз по ложбинке моей поясницы. Я вжимаюсь в него, касаясь грудью его груди, животом — его живота, коленями — его колен. И чувствую, как его губы в ответ прижимаются к жилке, пульсирующей на моей шее.

Он нависает надо мной, опираясь на локти, а потом осторожно опускается, будто боясь раздавить. Я наслаждаюсь этим сказочным ощущением тяжести мужского тела. Сильного, горячего.

Воздух с трудом проникает в легкие, опаляя жаром, а в груди, словно бутон на рассвете, разворачивается удивительное чувство предвкушения большего.

В его глазах я вижу нежность, неприкрытую, обескураживающую в своей искренности.

Обнаженные, мы застываем — он надо мной.

Лаская шею, он наклоняется, касаясь губ. Поцелуй, нежный, даже в чем-то целомудренный, набирает ярость, как штормовой ветер разгон. Кто из нас первый перешел эту черту между нежностью и страстью? Мне было все равно.

Он начинает приоткрывать языком мои губы, а я быстро сдаюсь, потому как мне не хочется ждать. Вздрогнув, он открывает глаза и вглядывается в черты моего лица, но мне не хочется отпускать его хотя бы на такую малость от себя, и я прикусываю его губу. Он принимает правила игры, обрушиваясь на меня штормовой волной, его язык играет, дразнит, пробуждает чувства столь же древние, как и сам людской род.

Под сводами пещеры раздается полустон-полурык, и он раздвигает своими коленями мои ноги. Его губы скользят ниже, целуя шею и ключицы, спускаясь туда, где учащенно бьется сердце.

Я вздрагиваю, мой рот открывается, не издавая ни звука. Желание все нарастает во мне, пока он ласкает упруго затвердевшие полушария.

Его ладони, скользящие по моему подрагивающему животу, гладкому бедру…

Наши тела охватывает дрожь, которая рождена в безмолвном крике наслаждения.

Стыд, напряжение, смущение — сейчас я не знала значения этих слов. Лишь происходящее было единственно правильным в этот момент.

Он начинает спускаться вниз…

В этот странный сон бряцанье на гитаре ворвалось аллюром на три креста:

За окном горланил то ли перебравший браги менестрель, которому напрочь отказали сразу и слух и голос, то ли медведь-шатун, враз освоивший премудрости человеческого песнопения.

Я резко села на кровати. Ночная рубашка была на мне вся мокрая и неприятно липла к телу. «Вот тебе и незабываемая ночь», — мелькнула мысль, в то время как руками я трогала щеки: они пылали. Что это было: видение будущего, дополнительный сервис, навязанный услужливым приказчиком дамского магазина или мое расшалившееся воображение? Я терялась в догадках. По мере того, как сон уходил (а происходило это крайне быстро), черты лица гостя из видения таяли вешним снегом. Когда глаза наконец-то стали различать очертания предметов в темноте, я уже не могла с уверенностью сказать, что узнаю сновидца в реальности, приди случай нам столкнуться.

Фир невозмутимо дрых, а некто за окном решил затянуть второй куплет:

Столь пламенный призыв не мог остаться безответным, и я, распахнув окно, свесила голову вниз, оповестив певуна, глотка которого, судя по всему, была луженой:

— Уважаемый, а вы окошком ошиблись…

На меня, задрав голову и придерживая берет с плюмажем, чтобы тот не упал, смотрел давешний приказчик. Его гитара, судя по затертому до белизны лаку на изгибах, знавала лучшие времена.

Певун от моего заявления растерялся и хотел уже было ретироваться, когда я услужливо подсказала:

— Окно господина Эрина на этаж ниже и левее моего примерно на три пролета.

Приказчик обрадовался, и хотел было сменить диспозицию, когда я его окликнула:

— Только между нами. Ваша серенада тронула меня. Но боюсь, для Эрина она будет слишком…

— Обычна? — с грустью подсказал приказчик.

— В чем-то, — совсем уж расстраивать парня, прервавшего мой сон, не хотелось. — Я думаю, альтернативный — как раз ваш с господином эльфом случай. Запоминайте.

Через полчаса под окнами Эрина впервые в этом мире был прочитан рэп. Я суфлировала из окна, в основном, правда, распальцовкой. Приказчик старался вовсю, жаль, бит ему я задать не могла.

Парень перевел дух и выдал припев:

Серенада эффект возымела, хотя не совсем тот, на который рассчитывал певец.

Приказчик, вошедший во вкус, даже под конец выдал:

— Иё-ёоу!

Я так увлеклась представлением, что не сразу заметила, как приоткрывается дверь в спальню. На этот раз Эрин был осмотрительнее и сначала толкнул створку, скрипнувшую петлями, а потом, уже убедившись, что на макушку ему не десантирует ведро или ночной горшок, вошел.

Сквозняк и звук открывшейся двери нарушили мое веселье.

— Я же просил! — Разгневанный эльф должен был по идее вызвать у меня чувство страха, но на лице невольно проступила лишь улыбка. В ночном колпаке, панталонах и рубахе, встрепанный и с заспанными глазами, он вызывал умиление. Точно такое же чувство у меня было, когда я впервые увидела, как шиншилла, бывшая домашним зверьком у одной из одногруппниц, уминала размоченную в молоке булку, забавно подергивая кончиком пушистого хвоста и распушая мех, отчего превращалась в подобие шарика.