Сабаа Тахир - Уголек в пепле

— Лайя, — пробормотал в самое ухо тихий голос. Голос Кинана.

Я затрепетала от знакомого запаха. Кинан выпустил мою руку, но тут же крепко обнял за талию. В первый миг захотелось вырваться, сказать, чтобы он не смел меня касаться, но в то же время я почувствовала, как по позвоночнику прокатился приятный озноб.

— Не оборачивайся, — сказал он. — Комендант послала за тобой хвост. Он пытается продраться сквозь толпу. Мы не можем рисковать и встречаться сейчас. У тебя есть что-нибудь?

Я подняла письмо Коменданта к лицу и начала им обмахиваться, чтобы прикрыть губы, пока говорю.

— Есть. — Меня потряхивало от возбуждения, но я чувствовала напряжение Кинана.

Я повернулась посмотреть на него, и он предупреждающе сжал руку. Однако я успела увидеть мрачное выражение его лица. Мой восторг тотчас угас. Что-то не так.

— С Дарином все в порядке? — прошептала я. — Он…

Я не могла вымолвить ни слова. Страх сковал меня, и я замолчала.

— Он в камере смертников в Серре, в Центральной Тюрьме, — Кинан говорил мягко, таким же тоном Поуп сообщал пациентам плохие новости. — Его должны казнить.

Весь воздух вышел из легких. Я перестала слышать, что кричал клерк, не замечала, как меня толкали чьи-то руки, не чувствовала запаха пота в толпе.

Казнят. Убьют. Умертвят. Дарина не станет.

— У нас еще есть время, — к моему удивлению, голос Кинана звучал искренне.

«Мои родители тоже мертвы, — сказал он, когда я видела его в последний раз. — А точнее, вся моя семья». Он понимал, что значит для меня казнь Дарина. Возможно, он — единственный, кто понимал.

— Его должны казнить после того, как провозгласят нового Императора. Возможно, это случится не так скоро.

Вовсе нет, подумала я.

«Через две недели, — сказал человек-тень, — у вас будет новый Император». У моего брата нет времени. У него всего две недели. Я должна была сказать об этом Кинану, но, повернувшись, увидела легионера, который стоял у входа в курьерскую контору и наблюдал за мной. Хвост.

— Мэйзена не будет завтра в городе, — Кинан наклонился, будто поднимал что-то с земли.

Буквально кожей чувствуя шпиона Коменданта, я продолжала смотреть прямо перед собой.

— Но послезавтра, если сможешь выбраться и сбросить хвост…

— Нет, — пробормотала я, снова обмахиваясь письмом. — Сегодня вечером. Я еще раз выйду. Ночью, когда она уснет. Она не выходит из комнаты до рассвета. Я выберусь и найду тебя.

— Ночью будет слишком много патрулей. Лунный Фестиваль…

— Патрули будут выискивать группы ополченцев, — возразила я. — Они не заметят одну рабыню. Пожалуйста, Кинан. Мне надо поговорить с Мэйзеном. У меня есть важные сведения. Если я передам их, он сможет скорей вызволить Дарина.

— Хорошо, — Кинан ненароком взглянул на легионера. — Приходи на фестиваль. Я тебя там найду.

В следующую секунду он исчез. Я отнесла письмо в курьерскую контору, заплатила по счету и через несколько секунд вышла на улицу, глядя на людей, снующих по рынку.

Будет ли достаточно тех сведений, которые у меня есть, чтобы спасти брата? Чтобы убедить Мэйзена вызволить Дарина прямо сейчас, а не позже?

Так и будет, решила я. Так должно быть. Я зашла так далеко не для того, чтобы видеть, как мой брат погибнет. Сегодня вечером я должна убедить Мэйзена освободить брата. Я пообещаю ему остаться рабыней, пока он не получит всю информацию, какую захочет. Пообещаю вступить в Ополчение. Я сделаю все, что потребуется. Но прежде всего надо подумать, как я смогу выбраться из Блэклифа ночью.

Пение — это река, что, извиваясь, струилась сквозь мои сны, пронизанные болью, спокойно и сладко. Она вызывала воспоминания о жизни, почти позабытой, жизни до Блэклифа. Убранный шелком караван медленно пересекал пустыню кочевников. Мои приятели мчались к оазису, их смех звенел колокольчиками. Мы гуляли с мамой Рилой в тени пальм. Ее голос звучал ровно, словно гул жизни в окружавшей нас пустыне.

Но когда пение прекратилось, сны растаяли и я погрузился в ночной кошмар, в черную яму боли. Боль преследовала меня неотступно, как мстительный брат-близнец. В надвигающейся тьме открылась дверь, и чья-то рука схватила меня сзади, пытаясь вытянуть.

Затем я снова услышал пение, и оно было словно нить, ведущая к жизни в бесконечной темноте, я дотянулся до нее и сжал так крепко, как только мог.

Я пришел в себя, но голова кружилась так, будто я пролежал без сознания долгие годы. Я ожидал, что будет болеть каждая косточка, но руки-ноги двигались легко, и я сел.

На улице уже зажгли вечерние лампы. Я знал, что нахожусь в лазарете, потому что во всем Блэклифе только здесь стены выкрашены в белый цвет. В комнате не было ничего, кроме моей кровати, маленького столика и простого деревянного стула, на котором дремала Элен. Выглядела она ужасно, все ее лицо покрывали синяки и царапины.

— Элиас! — она тотчас открыла глаза, как только услышала, что я зашевелился. — Слава небесам! Ты пробыл без сознания два дня.

— Напомни мне, — прохрипел я. В горле пересохло, голова раскалывалась. Что-то случилось в скалах. Что-то странное…

Элен плеснула мне воды из кувшина, что стоял на столике.

— Во время Второго Испытания на нас напали ифриты, когда мы спускались со скалы.

— Один из них перетер веревку, — вспомнил я. — Но затем…

— Ты втолкнул меня в грот, но тебе не хватило ума удержаться самому, — Элен сверкнула на меня сердитым взглядом. Ее руки тряслись, когда она подала стакан воды. — Затем ты упал как свинцовое грузило. Ударился головой во время падения. Скорее всего, ты умер бы, но веревка между нами задержала тебя. Я пела во все горло, пока не исчез последний ифрит. Потом спустила тебя в пустыню и спрятала в маленькой пещере позади перекати-поля. На самом деле удобная маленькая крепость. Легко обороняться.

— Тебе пришлось сражаться? Снова?

— Пророки пытались убить нас еще четыре раза. Скорпионов я заметила сразу, но гадюка едва до тебя не добралась. После появились еще существа — маленькие злые твари, совсем не такие, как в историях. Убить их тоже оказалось довольно хлопотно — пришлось давить всех, как клопов. Хотя хуже всего были легионеры, — Элен побледнела, и усмешка в ее голосе угасла. — Они шли и шли. Я покончу с одним-двумя, а на их месте еще четверо. Они набрасывались на меня, но вход в пещеру был слишком узким.

— Скольких ты убила?

— Многих. Но тут или они нас, или мы их. Так что мне трудно чувствовать вину.

Они или мы. Я подумал о четырех солдатах, которых убил на лестнице. Полагаю, стоило возблагодарить судьбу, что мне не пришлось пополнить свой список жертв.

— На рассвете явилась Пророчица. Приказала легионерам отнести тебя в лазарет. Она сказала, что Маркус и Зак тоже ранены, и поскольку я — единственная, кто остался цел, то в этом Испытании победителем назвали меня. А еще она подарила мне это. — Элен оттянула ворот туники и показала мерцающую серебром облегающую рубашку.