Стивен Эриксон - Сады Луны

Чародейка-убийца открыла глаза навстречу позднему утреннему солнцу над головой. Кинжалы, которые она сжимала в руках, стоя у края крыши, теперь аккуратно лежали рядышком, на присыпанном мелкой галькой покрытии кровли. Затылок пульсировал густой, глухой болью. Сэррат тронула шишку и поморщилась, затем села.

Мир закружился, но вскоре замер. Сэррат была сбита с толку и очень зла. Кто-то подкрался к ней сзади, и этот кто-то был хорош, настолько хорош, что сумел подобраться незамеченным к чародейке-убийце из тисте анди. Это пугало, поскольку с подобным противником они в Даруджистане ещё не сталкивались, если не считать двух Когтей, которые сумели уйти живыми из засады. Но окажись это Коготь — Сэррат была бы уже мертва.

А её, судя по всему, хотели нё убить, а унизить. Оставили на видном месте, оружие положили рядом — всё это намекало на тонкое и изощрённое чувство юмора. Опонны? Возможно, хотя боги редко действуют столь прямолинейно, они предпочитают выбирать себе неразумных слуг из числа смертных.

Во всей этой непонятной ситуации было ясно только одно — Сэррат упустила возможность убить Носителя Монеты, по крайней мере, сейчас. В следующий раз, поклялась Сэррат, поднимаясь на ноги и открывая Путь Куральд Галейн, тайный враг не застанет её врасплох.

Воздух вокруг тисте анди замерцал магией. Когда марево рассеялось, Сэррат исчезла.

Пылинки медленно танцевали в неподвижном, горячем воздухе на чердаке таверны «Феникс». Покатый потолок поднимался с пяти футов у восточной стены до семи футов — у западной. Из окон по обеим сторонам вытянутой, узкой комнаты лился яркий солнечный свет.

Крокус и Апсалар спали в разных концах комнаты. Сидя на ящике около люка, Миза чистила ногти щепкой. Выбраться из дома Маммота и пробраться в это убежище по крышам оказалось на удивление легко. Даже слишком легко. Ирильта сказала, что никто на улице за ними не следил. И на крышах — ни души. Словно кто-то подготовил для беглецов безопасную дорогу.

Опять Угорь творит свои чудеса? Миза тихонько хмыкнула. Может, и так. А скорей всего Миза просто слишком всполошилась из-за инстинктивного чувства опасности, которое скользило по хребту, словно неуловимая чесотка. Ей и сейчас казалось, будто за ними следят невидимые глаза, хотя, подумала Миза, оглядывая пыльный чердак, это точно невозможно.

В деревянную крышку люка тихонько постучали. Снизу появилась Ирильта и громко прошептала:

— Миза! Ты где?

— В затылок тебе дышу, — проворчала Миза, бросая щепку на маслянистый пол. — Скажи Нахалу, что тут от одного чиха может пожар вспыхнуть.

Ирильта с кряхтением забралась на чердак. Она закрыла крышку люка и отряхнула руки от пыли.

— Странные дела внизу, — сообщила Ирильта. — Сперва городской фургон подкатил, вылез оттуда стражник, а за ним какой-то парень. И они меж собой несли Колла. Старый дурень на меч напоролся, да так, что чуть не преставился. Они его в комнату Круппа положили, под нами. Салти побежала за костоправом, но на вид — дело плохо. Совсем плохо.

Миза прищурилась от пыли и пристально посмотрела на спящего Крокуса.

— А как второй?

Ирильта ухмыльнулась.

— Ничего так, матрасик бы с ним помять я не отказалась. Сказал, дескать, нашёл Колла у Джаммитовой Напасти — а тот кровью исходит весь. Колл в себя пришёл, но только и приказал сюда везти. Парень внизу сейчас сидит и уплетает за троих.

Миза заворчала.

— Чужеземец?

Ирильта подошла к окну на улицу.

— По-даруджийски говорит, как тутошний. Но сказал, что с севера приехал. Из Крепи. А до того из Генабариса. На солдатика похож, я считаю.

— От Угря было что?

— Пока держать парня тут.

— А девчонку?

— Тоже.

Миза громко вздохнула.

— Крокус не порадуется, если его запереть в четырёх стенах.

Ирильта покосилась на спящего юношу. А вправду ли он спит?

— Выбора нет. Мне шепнули, что его у Маммотова дома уже стражники ждут — опоздали, конечно, да только совсем чуть-чуть. — Ирильта смахнула пыль с окна и наклонилась вперёд. — Мне иногда блажится, будто кого вижу. А моргнёшь — и нет его.

— Понимаю, о чём ты. — Миза поднялась на ноги, хрустнув суставами. — Сдаётся мне, уже сам Угорь начал потеть. — Она хихикнула. — Жизнь-то накаляется, подружка. Весело будет.

Ирильта мрачно кивнула.

— Уж куда веселее.

Капитан Паран в третий раз наполнил кружку. Что там говорил этот тисте анди про удачу? С тех пор, как Паран приехал сюда, он нашёл трёх друзей — новое, неожиданное происшествие, да что там — попросту чудо. Но Рваная Снасть, которую он знал, умерла, а её место занял… странный ребёнок. Ток погиб. А теперь, кажется, список дополнит Колл.

Капитан провёл пальцем по лужице пролитого пива на столе, протянул крошечную речку к щели и стал смотреть, как пиво стекает между досками столешницы. Он чувствовал, как по голени растекается мокрое пятно, но даже не шелохнулся, внимательно глядя на щель. Толстые доски были накрепко прибиты к раме из прочных ножек.

Так что там говорил Рейк? Паран поднялся, расстегнул ремень с мечом. Положил его на стол, а затем выхватил из ножен Удачу.

Немногочисленные завсегдатаи таверны резко замолчали и повернулись к Парану. За стойкой Нахал потянулся за дубинкой.

Ничего этого капитан не заметил. Он взял меч правой рукой, подвёл остриё к щели и установил клинок вертикально. Раскачивая его туда-сюда, Паран сумел вогнать меч в стол примерно на половину длины. Затем снова сел и потянулся за пивом.

Все расслабились и стали тихо и недоумённо переговариваться между собой.

Паран глотнул пива и нахмурился, глядя на Удачу. Что же сказал Рейк? Когда удача тебе изменит, сломай меч. Или отдай худшему врагу. Да только вряд ли Опонны на это согласятся. Остаётся ломать. Капитан привык к этому мечу. Но в бою его использовал лишь однажды — против Пса,

Паран будто вновь услышал голос одного из своих наставников. Он тут же припомнил и морщинистое лицо учителя.

«Сказано, что ежели боги избрали кого-то, то прежде всего они отрезают его ото всех прочих смертных — обманом лишают дух жизненной силы. Боги отнимут у тебя всех, кого любишь, одного за другим приведут к смерти. И когда сердце твоё огрубеет, боги улыбнутся и кивнут, ибо этого они добивались. От кого бы ты ни отвернулся, кого бы ни покинул, станешь на шаг ближе к богам. Они точат своё орудие, ведут и тащат, не кнутом, так пряником, чтобы предложить в конце окончательное избавленье — от одиночества, того крайнего одиночества, в которое сами помогли тебе погрузиться».

Лучшая жизнь — та, которую боги не замечают, мальчик.

Так что же, боги уже точат своё орудие? Паран скривился. Неужели это он в ответе за то, что Колл умирает? Одной тени дружбы довольно, чтобы обречь человека на смерть?