Стивен Эриксон - Сады Луны

— Ты ужасно выглядишь, Беллурдан.

Он медленно поднял голову. Воспалённые глаза сфокусировались на её лице.

— А-а, — пророкотал великан. — Рваная Снасть.

Его вымученная улыбка заставила обожжённую кожу на щеке треснуть. Открылась красная и сухая рана.

Эта улыбка почти сломила её.

— Тебе нужен целитель, старый друг. — Её взгляд метнулся к джутовому мешку. По ткани ползали мухи. — Пойдём. Ночная Стужа бы тебе голову откусила, если бы увидела в таком виде. — Чародейка почувствовала, что её начинает бить дрожь, но с мрачной решимостью продолжила: — Мы позаботимся о ней, Беллурдан. Ты и я. Но, чтобы это сделать, нам нужно набраться сил.

Теломен медленно покачал головой.

— Это мой выбор, Рваная Снасть. Шрамы снаружи — это шрамы внутри, — он глубоко вздохнул. — Я переживу эти раны. И я один возведу курган своей возлюбленной. Но время ещё не пришло, — он положил огромную ладонь на мешок. — Тайшренн мне разрешил это сделать. Ты тоже разрешишь?

Рваная Снасть была потрясена силой гнева, который пробудился в ней.

— Вот как, Тайшренн тебе разрешил? — Она и сама услышала грубый, хриплый сарказм в своём голосе. Увидела, что Беллурдан, вздрогнув, отодвинулся, и ей захотелось завыть, обнять великана и заплакать, но гнев уже овладел ею. — Этот ублюдок убил Стужу, Беллурдан! У Владыки Луны не было ни времени, ни желания вызывать демонов. Подумай! Тайшренн вполне мог приготовить…

— Нет! — голос теломена загрохотал в узком коридоре. Беллурдан вскочил на ноги, и Рваная Снасть отшатнулась. Казалось, великан сейчас начнёт разносить стены, в его глазах сверкал отчаянный огонь. Он сжал кулаки. А потом уставился на неё. И замер. Вдруг его плечи опустились, ладони раскрылись, а глаза поблекли. — Нет, — повторил Беллурдан, но на этот раз в его голосе звучала скорбь. — Тайшренн — наш защитник. Он всегда нас защищал, Рваная Снасть. Помнишь, в самом начале? Император был безумен, но Тайшренн оставался с ним. Он придал форму мечте об Империи и тем самым противостоял безумию Императора. Мы недооценили Владыку Лунного Семени, вот и всё.

Рваная Снасть смотрела на изуродованное лицо Беллурдана. Она вспомнила растерзанное тело Локона. Чародейка словно слышала эхо, но не могла различить звуки.

— Я не забыла, как всё было в начале, — мягко сказала она, раздумывая о своём.

Воспоминания оставались яркими, но какая бы нить их ни связывала, чародейка никак не могла её нащупать. Отчаянно хотелось поговорить с Быстрым Беном, но со дня битвы она не видела «Мостожогов». Они оставили её с Локоном, и кукла пугала её всё больше и больше с каждым днём. Особенно теперь, когда он нашёл себе подходящую обиду — сцена с Колодой Драконов ещё не забыта — и он мстил, ничего ей не рассказывая.

— Император умел собирать вокруг себя правильных людей, — продолжила она. — Но он не был дураком. Император знал, что они же его и предадут. Правильными людьми нас делала наша сила. Я помню, Беллурдан. — Она покачала головой. — Император умер, но сила не оставила нас.

Рваная Снасть задержала дыхание.

— Вот оно что! — проговорила она почти про себя. — Тайшренн — это нить.

— Император был безумен, — повторил Беллурдан. — Иначе он бы лучше себя защитил.

Рваная Снасть нахмурилась. Теломен прав. Как она сказала, старик не был дураком. Так что же произошло?

— Извини. Мы поговорим позже. Высший маг меня вызвал. Беллурдан, мы же поговорим потом?

Великан кивнул.

— Как хочешь. Скоро я уйду, чтобы возвести курган для Ночной Стужи. Где-нибудь на равнине Рхиви.

Рваная Снасть бросила взгляд за спину. Морпех по-прежнему маячил у входа в коридор, переминаясь с ноги на ногу.

— Беллурдан, ты не против, если я наложу запечатывающее заклятье на её останки?

Глаза великана затуманились, и он посмотрел на мешок.

— Стражники недовольны, это правда. — Он на миг задумался, а потом сказал: — Да, Рваная Снасть. Можешь это сделать.

— Вонь вздымается отсюда к самому трону, — сказал Калам, и его покрытое шрамами лицо скривилось от беспокойства. Он сидел на пятках и рассеянно чертил на земле паутину кончиком кинжала, потом поднял глаза на своего сержанта.

Скворец смотрел на закопчённые стены Крепи, и под бородой его желваки ходили ходуном.

— Когда я в прошлый раз стоял на этом холме, — нахмурился он, — там валялись доспехи. И полтора мага. — Он некоторое время помолчал, а потом вздохнул. — Продолжай, капрал.

Калам кивнул.

— Я потянул кое-какие старые ниточки, — сказал он, щурясь на жёсткий утренний свет. — Кто-то наверху нас заказал. Может, сам двор, а может, знать — говорят, за кулисами они снова взялись за своё. — Он поморщился. — А теперь у нас будет новенький капитан из Унты, которого хлебом не корми, только дай устроить так, чтобы нам глотки перерезали. Четыре капитана за три года, и ни один не стоил своего веса в соли.

Быстрый Бен стоял в десяти футах от них на гребне холма, скрестив на груди руки. Теперь он заговорил:

— Ты слышал наш план. Ну же, Скворец. Этот парень выскользнул из дворца и прямо к нам, с волной…

— Тихо, — буркнул Скворец. — Я думаю.

Калам и Быстрый Бен обменялись взглядами.

Прошла долгая минута. На дороге внизу армейские повозки катились к городу. Остатки Пятой к Шестой армий, потрёпанные, почти сломленные Каладаном Брудом и Багровой гвардией. Скворец покачал головой. Не понесли потерь лишь моранты, и они были твёрдо настроены выводить на бой только отряды Чёрных, а Зелёных использовать исключительно для транспортировки и высадки — и где, Худ их дери, Золотые, о которых он столько слышал? Да будь они прокляты, эти ублюдочные нелюди. После того часа их отмщения сточные канавы в Крепи до сих пор были до краёв переполнены красным. Когда похоронные бригады закончат свою работу, под стенами города вырастет несколько курганов. Больших.

Но тринадцать сотен погибших «мостожогов» не удостоятся и такой чести. Червям не придётся далеко ползти, чтобы полакомиться их телами. Холод пробирал сержанта до костей, когда он думал о том, что, кроме нескольких выживших соратников, никто пальцем о палец не ударил, чтобы их спасти. Какой-то мелкий офицеришка доставил соболезнования Тайшренна по поводу погибших при исполнении своих обязанностей, а потом выгрузил целую телегу требухи про героизм и самопожертвование. Тридцать девять солдат с каменными лицами безмолвно его выслушали. Через два часа офицера нашли мёртвым в собственной комнате — его профессионально задушили. Настроения были скверные — никто в полку не смог бы даже вообразить такого пять лет назад. Но сейчас они и глазом не моргнули, услышав эту новость.

Гаротта — похоже на работу Когтя. Калам заявил, что всё это подстроено, хитрый план, призванный дискредитировать то, что осталось от «Мостожогов». Скворца он не убедил.