Стивен Эриксон - Сады Луны

Скворец оглядел рифлёные двойные сёдла, которые дыбились на спинах кворлов, как горбы, а потом решительно кивнул.

Они смотрели, как из люка появились один за другим все солдаты взвода, закутанные в дождевые плащи и с тяжёлыми тюками за спиной. Скрипач и Вал шёпотом переругивались, и последний бросил гневный взгляд на Тротца, который наступал ему на пятки. Баргаст развесил всю коллекцию талисманов, безделушек и трофеев на разные части своего мускулистого тела и выглядел теперь, как праздничное свинцовое дерево, которое канцы наряжают на День Скорпионов. Баргасты славились странным чувством юмора. Быстрый Бен и Калам шли по обе стороны от Жаль, оба злые и на взводе, а сама Жаль, не обращая ни на кого внимания, медленно направилась к кворлам. Её ранец был не больше свёрнутого одеяла, а дождевик больше походил на плащ — не армейского образца, доходящий ей до щиколоток. Она опустила капюшон. Несмотря на усиливающийся утренний свет, её лицо скрывала тень. Это всё, что у меня осталось. Скворец вздохнул.

Дуджек тихо спросил:

— Как она, сержант?

— Ещё дышит, — холодно ответил Скворец.

Первый Кулак медленно покачал головой.

— Такие молодые они теперь…

Когда Скворец задумался над словами Дуджека, на него нахлынули воспоминания. Когда его с солдатами на время приписали к Пятой армии, ещё до осады Крепи во время Моттской кампании, Жаль поступила к ним в составе новобранцев при Натилоге. Он видел, как девочка поставила на нож трёх местных наёмников, которых взяли в плен в Сером Псе — якобы чтобы получить информацию, но, с содроганием припомнил он, дело было совсем не в допросе. Там не было причин так поступать. Потрясённый, он в ужасе смотрел, как Жаль взялась резать им пах, одному за другим. Он помнил, как поймал взгляд Калама и сделал отчаянный жест, который заставил чернокожего убийцу рвануться вперёд с ножами наголо. Калам пролетел мимо Жаль и тремя быстрыми движениями перерезал пленникам глотки. А потом случилось то, что до сих пор разрывало Скворцу сердце. Истекавшие кровью наёмники, умирая, благодарили Калама.

А Жаль просто вложила свои клинки в ножны и пошла прочь.

Хотя она пробыла во взводе уже два года, его люди по-прежнему называли её «новенькой» и, наверное, так будут звать до смертного часа. В этом был особый смысл, и Скворец его хорошо понимал. Новенькие ещё не были «мостожогами». Нужны были признание, поступки, чтобы тебя перестали так называть. Жаль оставалась новенькой, поскольку одна на мысль о том, что она навсегда войдёт в ряды «Мостожогов», сидела, как раскалённый нож в глотке, у всех солдат его взвода. И даже сам сержант поневоле чувствовал то же.

Когда всё это пронеслось в мыслях Скворца, его подвело обычно безучастное выражение лица. Он ответил мысленно: Молодые? Нет, молодых можно простить, можно удовлетворить их простые потребности, и когда смотришь на них, видишь в их взгляде много знакомого. А она? Нет. Лучше избегать смотреть в эти глаза, в которых нет ничего молодого — совсем ничего.

— Ну, вам пора выступать, — проворчал Дуджек. — В сёдла все!

Он обернулся, чтобы сказать что-то на прощание Скворцу, но то, что Однорукий увидел в лице сержанта, не позволило этим словам сорваться с языка.

Когда восток начал затягивать небо алым плащом, в городе прозвучали два приглушённых раската грома — один через несколько минут после другого. Последние слёзы ночи скатились по водостокам и зажурчали в уличных канавах. Рытвины заполнились грязноватыми лужами, в которых отражались редеющие тяжёлые тучи. В узких переулках Краэльского квартала Крепи холодная и сырая ночь упорно цеплялась за тёмные ниши. Здесь покрытые плесенью кирпичи и истёртые булыжники мостовой поглотили второй раскат грома, так что эхо не смогло заглушить перестук водяных капель.

По проулку, идущему вдоль внешней стены, мчался пёс размером с мула. Его массивная голова низко склонилась на широких мускулистых плечах. То, что он не попал под ночной дождь, подтверждалось его пыльной, сухой, серо-чёрной шерстью. Морду собаки покрывали серые подпалины, глаза светились янтарём.

Пёс, седьмой среди Гончих Престола Тени, носил имя Зубец и шёл по следу. Его добыча была хитрой и ловко ускользала. Но Зубец чувствовал, что она уже близко. Он знал, что охотится не на обычного человека — ни один смертный не смог бы так долго избегать его клыков. Ещё больше Зубца поражало то, что он даже не видел свою добычу. Но она нарушила границы, бесстыдно вошла во Владения Тени по следу самого Престола Тени и задела все нити паутины, которую сплёл господин Зубца. Единственным ответом на такое оскорбление была смерть.

Пёс понимал, что скоро на него самого начнётся охота, и если загонщиков будет много, если они будут сильны, Зубцу придётся хорошенько потрудиться, чтобы продолжить поиск. Были в городе те, кто заметил грубый разрыв ткани. И меньше чем через минуту после того, как Зубец сошёл с Пути через врата, шерсть на загривке Пса поднялась дыбом: он почуял, что неподалёку поднимается волна магии. До сих пор Псу удавалось скрываться от ищущего взгляда, но долго это не продлится.

Бесшумно и осторожно он двигался через лабиринт лачуг и времянок, лепившихся к городской стене, не обращая внимания на редких горожан, которые вышли подышать свежим после дождя воздухом. Он переступал через бездомных, растянувшихся на его пути. Местные собаки и крысоловы бросали на него один взгляд и тут же пятились, прижимая уши и подметая хвостами грязную землю.

Когда Зубец завернул за угол осевшего каменного дома, утренний ветерок заставил его повернуть голову. Он замер, осматривая противоположную сторону улицы. Тут и там ещё висели клочья тумана, и тепло одетые фигуры уже выкатывали на мостовую тележки мелких торговцев — у Пса оставалось всё меньше времени.

Взгляд Зубца пробежал по улице и упёрся в большую, окружённую стеной усадьбу. Четверо солдат торчали у ворот, без интереса поглядывая на прохожих и переговариваясь между собой. Зубец поднял голову и обнаружил закрытое ставнями окно на третьем этаже.

Предвкушение и радость охватили Пса. Он нашёл конец следа. Опустив голову, он двинулся вперёд, не сводя глаз с четырёх стражников.

Дежурство закончилось. Как только новые стражники подошли, оба сразу заметили, что ворота открыты нараспашку.

— Это что такое? — спросил один из них, глядя на мрачные лица солдат, которые стояли у стены.

— Ночь такая была, — ответил старший, — когда вопросов не задаёшь.

Двое сменщиков обменялись взглядами, а потом первый кивнул старшему солдату и ухмыльнулся.

— Знаю я такие ночи. Ладно, идите. Койки вас заждались.

Старший морпех взялся за пику и, казалось, расслабился. Он посмотрел на своего товарища, но молодой солдат не сводил глаз с чего-то в дальнем конце улицы.