Наталья Лебедева - Крысиная башня

Мельник увидел боксера, скорчившегося на полу. Руками он закрывал голову, на старых ржаво-оранжевых досках темнели капли крови. У себя на локте Мельник почувствовал чей-то вес: в него вцепилась Айсылу. Вадима не было там, куда Мельник его бросил. Он отполз за диван и теперь стоял, прижавшись к стене и держа Иринку за волосы. Ею он прикрывал свое голое, беспомощное тело, будто в него собирались стрелять. Иринкины ноги балансировали на выгнутой подушке дивана.

Мельник пошел вперед. Вадим трясся так, что дрожь его была отчетливо видна. Когда Мельник подошел ближе, Вадим резко толкнул Иринку прочь от себя, будто хотел попасть ею в пугающего противника, и она упала, путаясь ногами в мягкой, несвежей простыне. Мельник бросился вперед, но не успел подхватить. Иринка ударилась бедром о край дивана, выставила вперед руку, и рука подвернулась, когда вес всего тела лег на нее. Вадим пулей вылетел из комнаты, Мельник услышал, как хлопнула входная дверь. Иринка лежала на полу молча, широко распахнув глаза, и держалась за вывихнутое плечо. Айсылу подбежала к ней, наложила руки на больное место и вполголоса заговорила:

— Девочка моя, родная моя, ты не бойся. Хворь — я могу. Сейчас подлечу тебя, девочка моя.

Айсылу помогла Иринке сесть, нахмурилась, глядя на Мельника, и жестом показала, чтобы он придержал Иринку за голые плечи.

— Вправить надо руку, — объяснила Айсылу. — Ты не бойся. Я умею-то хорошо. И больно не будет. Нашептала я тебе от боли.

Мельник хотел возразить, что он не любит дотрагиваться до людей, особенно — до женщин, но не мог отказаться, потому что Иринке было страшно и больно. Мельник сделал, как велела Айсылу. Она резко дернула, спина Иринки уперлась в сильные руки Мельника. Спина была теплая, живая, от мягкой кожи приятно и призывно пахло. Мельник прикрыл глаза, борясь с накатившим желанием. Оно было острое, как тонкая проволока, и перерезало его живот под ребрами.

Айсылу набросила на Иринку одеяло и подошла к избитому парню, который трясся и всхлипывал в углу комнаты.

— Чшшш… — сказала она, голос у нее был сиплый и слабый, как будто ей было не пятьдесят, а на сорок лет больше. — Помогу тебе, боль сниму, хворь сниму, не виноват ты: другу хотел помочь, защитить его. Это правильно было. Зачем наказывать тебя? Сейчас полегче тебе будет. Чшшш… Только ты уж в следующий раз не бей без разбору, ладно?

Парень на полу судорожно кивал, все еще не отнимая от головы испачканных кровью рук. Иринку начала бить нервная дрожь. Крыса в темной башне пищала, и писк ее был похож на издевательский, торжествующий смех. Костяшки разбитой от ударов руки ныли, наливался кровью синяк на скуле. Но Мельнику нравилось чувствовать себя победителем, это было неожиданно и непривычно.

Когда Айсылу закончила с парнем, они с Мельником помогли Иринке одеться. Тело ее было ватным от страха, рука слушалась плохо, так что они были вынуждены обращаться с ней как с куклой. Мельник дотрагивался До обнаженного тела, стараясь не думать о том, что делает. Он смотрел на Айсылу и видел, как она устала. Ее пальцы плохо справлялись с застежками и пуговицами, на лбу выступила испарина.

Потом оказалось, что Иринка не может идти. Мельник подхватил ее на руки, прижал к себе, почувствовал на шее ее легкое дыхание. Запах волос, таких близких от его лица, пьянил его.

Он менялся, начинал по-новому смотреть на мир, и изменения ему нравились.

Пиха плакал, глядя, как из-под моста достают обгоревшее тело Фреда. Это был его друг, его надежный товарищ, часть его самого — мощная, внушающая уверенность, дающая власть над миром. Фред подарил Пихе ощущение полноты жизни, помогал убивать людей, прикрывал своим мощным корпусом. И вот теперь — умер.

— Один ехал? — спросил Пиху инспектор ГИБДД, останавливаясь рядом и закуривая сигарету.

— Один, — кивнул головой тот.

— В кузове что?

— Порожняком шел.

— Эй! — вдруг крикнули инспектору те, кто был совсем рядом с Фредом. — Гля!

Инспектор бросился туда, швырнув только что зажженную сигарету на обочину:

— Что там у вас?

— Кажись, труп…

Сердце Пихи сжалось: он вспомнил о мертвеце. Конечно, он же был там, когда начался пожар, он помог Пихе выбраться, а сам вспыхнул факелом, когда загорелась и оплавилась пластиковая кабина Фреда. Пиха совсем забыл про него — наверное, потому, что в глубине души не верил в реальность его существования.

— Не оборачивайся, — сказал голос за его плечом. — Смотри куда смотришь, делай вид, что меня тут нет. У меня мало времени. Ты понимаешь, что дела твои плохи?

— Понимаю, — ответил Пиха и сглотнул. Ему было очень страшно. Впервые в жизни угроза тюрьмы обозначилась перед ним так отчетливо. Он не представлял, как будет жить в грязной камере, в холодных стенах, как сможет вытерпеть грубое обращение преступников и конвойных. Он испугался, что его будут бить, и, возможно, даже убьют. А его совершенно не за что было убивать, он не сделал в жизни ничего плохого, ведь мертвец был уже мертвецом, когда познакомился с Борей.

— Если бы труп был свежим, — сказал голос за плечом у Пихи, — можно было бы соврать, что взял попутчика, и, когда случился взрыв, он не успел выпрыгнуть. Но труп будет отправлен на экспертизу, и в полиции поймут, что умер этот человек давным-давно. Тогда они придут и спросят, зачем ты возил в кабине полуразложившегося покойника. Что ты им ответишь?

— Я не знаю… — Боря больно сглотнул. Он уже не думал о Фреде, он просто хотел выкрутиться — Вы мне поможете?

— Это будет зависеть от того, примешь ли ты мои условия.

— Какие условия? Да говорите же скорей, они сейчас придут меня арестовать! — Боря старался шептать, но все же почти взвизгнул от страха.

— Не придут, — ответил голос. — Пока не придут.

— Какие условия?! — Боря не смел обернуться.

— Условия простые: работать на меня и слушаться.

— Работать — кем?

— Персональным водителем.

— А если нет? Я не отказываюсь, но — если?

— А ты знаешь, почему возник пожар?

— Я забыл тряпку на турбине двигателя.

— Ты бросил ее на обочину. Ты же не идиот, чтобы оставить ее там.

— Загорелась не тряпка?!

— Тряпка. Но ее положил не ты.

— А кто?

— Я.

— Не может быть. Нет, не может быть, — Пиха затряс головой, — Никто не подходил к капоту. Я бы заметил…

— Никто бы не заметил. Если я не хочу, меня никто не видит. Иногда это даже неинтересно.

Ниже по дороге из кабины извлекали обугленное, похожее на корявый древесный ствол тело мертвеца. Автобус с мальчишками уехал, было тепло и тихо. В лесу пели птицы, над холмами плыли рыхлые облака с лохматой прозрачной бахромой по краям, поблескивала сквозь камыши обмелевшая речка.

— Значит, Фред…