Галина Чередий - Жена дракона

- Нет!!! - закричал Раэм. - Я не позволю тебе уйти! Ни сейчас! Никогда! Вернись ко мне! Вернись, жизнь моя!

И он, собрав все свои силы в узкий и мощный поток, похожий на горную реку в паводок, направил его в тело своей жены. Словно арканом он захватил её сознание, одновременно вливая силы в тело, и потянул изо всех сил к себе. Раэм обливался потом, ноги отказались его держать, и он рухнул на колени, не отрывая ладоней от невидимого магического барьера. И мужчина, и дракон дрожали от немыслимого напряжения, заставляя Карибу медленно, но неуклонно двигаться к себе. Никогда простые механические движения не требовали столь титанических усилий. Раэм держал глаза широко открытыми, но это не имело значения, так как из-за дичайшего напряжения перед ними все равно была лишь тьма.

С безумной паникой он начал ощущать, что силы иссякают. Скрутив себя и буквально вывернув наизнанку дракона, он рванул сознание жены на себя. И уже почти уплывая в забытье, почувствовал, как родное и теплое тело упало в его слабеющие руки.

- Ну вот, а говорят, что драконы самые сильные и выносливые существа Дараисса, - услышал он словно сквозь сумрак ворчливый голос противного рыжего мантикора и почуял его запах. - А я вот только и вижу то одного, то другого, а то и двоих сразу, валяющимися без чувств.

Раэм хотел сказать, чтобы он убирался, пока цел, но язык не слушался его, и он только намертво прижал к себе Карибу, проваливаясь во тьму.

Дракон вытолкнул Раэма в сознание, резко разрываемый на части тревогой за свою пару. Раэм хотел рвануться, но, вдохнув родной запах Карибы и ощутив тепло её тела, замер на месте и медленно открыл глаза. Его жена тихо лежала рядом с ним и ровно дышала во сне. Её лицо было таким спокойным, безмятежным и прекрасным несмотря на бледность и осунувшиеся и заострившиеся черты. Прекрасная. Идеальная. Родная. Любимая. Моя. Каждое это слово, раньше не значившее для него ничего в этой жизни, сейчас вдруг стало серебряной струной в его душе, и теперь эти струны, собравшись вместе, начинали откликаться и петь у него глубоко внутри, стоило ему коснуться Карибы лишь взглядом, просто подумать о ней. Раэм и сам не знал, были ли эти струны там всегда, надежно спрятанные в ожидании именно её, или это Кариба создала их, дотронувшись до его сердца, а теперь и позволив коснутся своего.

Его носа достиг запах дыма и жаренного мяса, и Раэм встрепенулся. Он становится беспечным и совершенно безответственным от одного только взгляда, брошенного им на жену. Совсем теряет голову и природную осторожность, подвергая их обоих опасности. Раэм быстро огляделся и заворчал недовольно. Они с Карибой опять были на той самой поляне с костром и лежали, закутанные в те самые одеяла, что попросила для него жена у мантикоров. Чуть поодаль у костра замерли в напряженных позах оба мантикора, заметив его пробуждение. Они, видимо, прикидывали, в каком настроении мог проснуться после случившегося Драконий повелитель. И, судя по быстро меняющемуся выражению лица того самого мантикора, что был с Карибой у пещеры, ничего хорошего не ждали. Неожиданно в их с женой сторону скользнула маленькая тень, и Раэм мгновенно напрягся. Его тело среагировало раньше мозга, и вот он уже сжимает тоненькую шейку кошачьего детёныша. Девочка безвольно повисла в его руке, покорно глядя на него своими раскосыми глазами. Мантикоры, издав какой-то неопределенный звук, дернулись в их сторону, желая спасти малышку. Раэм мог прекратить жизнь навязчивого ребенка из ненавистного племени, лишь чуть сильнее надавив. Но он вдруг вспомнил, что его жена проявляла странную привязанность к этому котенку и явно будет недовольна, если с ней что-то случится. Поэтому он разжал пальцы, позволяя девочке упасть на землю.

Сам Раэм никогда не испытывал никаких чувств к детям. Когда Дараисс еще был объят вечными войнами, детей из побежденных племен чаще всего продавали на невольничьих рынках. Но его никогда не занимал этот вопрос. Он считал это естественным процессом, одним из составляющих победы, либо поражения. Те, кто выступал против него и отказывался подчиняться, должен был быть готов к такому исходу для себя и своих детей. Потому что Раэм побеждал всегда.

К собственным детям, рожденным от рабынь или свободных женщин, деливших с ним постель раньше, он относился не менее безразлично. Его управляющий всегда щедро закупал травы, нужные для предотвращения зачатия. Но некоторые глупые рабыни все же беременели нарочно, в надежде, что Раэм станет к ним благосклоннее, проникнувшись чувствами к будущему потомству. И совершенно напрасно. В дальней части поместья был построен большой дом, куда удаляли забеременевших рабынь. Там они производили на свет детей. Затем их продавали, и они никогда не возвращались в его постель. Дети, вырастая, были свободными в отличие от своих матерей и, получив солидное пособие для начала взрослой жизни, должны были навсегда покинуть пределы его замка и поместья. Раэм никогда не посещал тот дом. Никогда не видел ни одного из своих детей. Он их не хотел, и они были ему не нужны. Свободные женщины так же были вынуждены покидать его постель, едва Раэм узнавал об их беременности. Любые попытки в дальнейшем хоть как-то познакомить его с отпрысками жестко пресекались. Раэм сам был сиротой и рос при храме Светлых богов, где на него позже и упал взор и выбор богов. Он никогда не знал своих родителей. Знал только, что они были коварно убиты в одной из междоусобиц, разрывавших тогда Дараисс. Став взрослым и начав свой поход, осененный помощью Светлых, он твердо решил для себя, что никакая семья ему не нужна. Ему не нужны дети, не нужна жена. И так было много лет, до тех пор, пока он не увидел Карибу. И одного взгляда, одного вдоха хватило понять, что её-то он хочет для себя. И хочет так алчно, что не станет делить даже с ребенком, если тот зародится в ней. Нет! Она была его. Его добыча, его сокровище, его игрушка, которой он не хотел делиться ни с кем.

Раэм смотрел в глаза девочки-котенка и воспоминания о том, с какой болью посмотрела на него в первый момент Кариба, когда поняла, что он обрекает её на бесплодие в угоду своей похоти, поразило ударом в самое сердце. А потом боль в глазах его жены сменила ненависть, столь жгучая, что ею можно было навсегда убить все живое вокруг. Но его это не тронуло тогда. Он отдал ведьме целое состояние за то, чтобы действие зелья было обратимо. Ведь когда-нибудь ему все же понадобились бы наследники. Когда-нибудь потом. Когда его голод по этой женщине утих бы. Тогда ему все это не казалось хоть сколько-нибудь важным. Важны были лишь его желания.

И только теперь, глядя на эту маленькую девочку, о которой его жена заботилась, несмотря на то, что сама находилась в отчаянном положении, и вспоминая о её постоянных попытках заботиться о сиротах в их замке, которые он всегда жестко пресекал, ревниво борясь за каждую крупицу её внимания, Раэм ощутил растущее внутри тяжкое чувство вины. Он, в угоду своей неутолимой жажде обладать женой, лишил её самого главного. И, пожалуй, единственного, что могло её тогда примирить с навязанным силой браком. Он сам был таким идиотом, что не понял, что ребенок привязал бы к нему Карибу крепче любых цепей. Её ребенок. Их ребенок. Раэм поморщился, даже мысленно не желая отождествлять себя с чем-то, что могло бы зародиться внутри его жены. Нет. Это был бы ЕЁ ребенок. Он дал бы его Карибе, и она никогда не сбежала бы. Он жадный дурак и совершил тогда ошибку. Больше он её не повторит. Он даст своей жене ребенка, и возможно разговоры об этой глупой свободе прекратятся? Может, вот оно - решение? У его Карибы будет ребенок, который ей явно давно нужен, а у него будет его Кариба, и теперь уже навсегда и без страха потерять. Он ждал пятнадцать лет, сможет ведь потерпеть совсем немного, пока маленький захватчик будет занимать тело его жены? И потом, когда он родится, у них будет целая армия прислуги, и этот ребенок не должен будет отнимать у его жены слишком много времени, отвлекая от него, Раэма? А поделиться совсем чуть-чуть он, так и быть, сможет. Это будет как на войне, тактическое отступление, чтобы потом совершенно неожиданно захватить все и сразу и без всякого сопротивления. Раэм улыбнулся своим мыслям, глядя на кошачью малышку, и дракон довольно заурчал внутри, одобряя его план. А пока нужно потренироваться.