Гай Юлий Орловский - Небоскребы магов

Он сказал с сияющими глазами:

— Его величество будет счастлив, что вы так легко навели порядок в своих землях!

— Только с вашей неоценимой помощью, — на–помнил я любезно. — Если бы вы не сняли со стен так молниеносно свору Куланера, у нас были бы серьезные потери.

— Спасибо, — ответил он.

— Вам спасибо, — сказал я. — Так и передайте его величеству, что я вами очень доволен и благодарю его величество за постоянную заботу и внимание даже к таким тактическим вопросам.

Он приосанился.

— Спасибо, глерд Юджин. Его величество будет очень доволен и тем, что его повеления ведут к порядку и законности в его королевстве.

Сверху, громко топая по ступенькам, сбежал сияющий Фицрой, наклонился и вытер залитое кровью лезвие меча об одежду убитого защитника замка, красиво бросил в ножны.

— Остатки сопротивления подавлены! — доложил он. — Некоторых я подавил с огромным удовольствием…

— Так быстро? — удивился я. — А кого подавил, жену или дочь Куланера?

Фицрой отмахнулся.

— Нет, но такая сдобная повариха попалась… Как свежая булочка только что из печи, еще горячая…

Ваддингтон улыбнулся и вернулся к своим солда–там, а я оглядел зал с залитыми кровью трупами.

— Все в порядке…

— Что–то голос у тебя невеселый, — заметил он.

— Много убитых, — ответил я. — Это ошибка.

— Наша?

— Их тоже, — ответил я со стесненным сердцем. — Они должны были остаться жить и служить мне. Не мне, так порядку. Но что сделано, то сделано. Главные гады, к счастью, вышли встречать нас сами. У нас совесть чиста, как плавники форели. Враг напал, мы защищались…

Он хмыкнул.

— Мы вообще всегда только защищаемся! Все время. Я до самой крыши защищался, а потом еще и в подвал заглянул. Там тоже один прятался. Но я сумел от него защититься, догнав в дальнем углу…

— Что насчет женщин? — спросил я.

Он вздохнул.

— Перед ними беззащитен. Ни от одной не сумел защититься, но пощупал по дороге только двух… чтобы проверить, не мужчины ли, а ты что подумал? Больно рожи у них…

— Хорошо, — сказал я. — Хоть и равноправие, но женщин как–то рука не поднимается убить вот так же легко. С усилием да, могу.

— С большим?

— Нет, — ответил я. — Я отношусь к женщинам со старомодным уважением. Правда, стараюсь соответствовать современным стандартам моего королевства, потому не выказываю разницы.

— Ничего не понял, — сказал он с нетерпением. — Но неважно, ты часто несешь непонятную чушь. Больно умный, убивать пора. Пойдем на двор, я велел всем собраться там. Вступишь в права. Бумажка от короля бумажкой, но нужно реально.

Я покачал головой.

— Оставлю до вечера. А пока соберу всех и объявлю…

Он округлил глаза.

— Это я и сказал… А ты что подумал? Ах да, понимаю, понимаю… Но тут нет одной хозяйки, чтобы да, придется объяснять каждой, а это на несколько дней, так что удовольствие растянется. Ладно, я пойду соберу народ.

— А что насчет жены Куланера? — спросил я вдо–гонку. — Что–то нигде не видно…

Он ухмыльнулся.

— Куланер был не слишком уверен, что удержит замок, потому семью пока перевозить не спешил.

— Чудесно, — ответил я. — Никого не надо насиловать, утверждая свои неотъемлемые права.

— Да не вздыхай ты так, — сказал он с сочувствием.

— Это от счастья, — возразил я.

Он посмотрел с недоумением.

— Разве не счастье доказывать свою силу?.. Слу–жанки — это не совсем то же самое, что и высокоро–жденные глердессы.

— У меня здесь уже кое–кто есть, — ответил я. — Повыше рангом, чем жена Куланера.

Он охнул.

— А еще меня обвиняешь в чем–то таком, что у меня даже спина покраснела?

— Я все для дела, — ответил я твердо. — Все для родины, для отечества, для торжества тоталитарной демократии и всеобщей гуманизации. А ты все для себя, эгоист!

Народу во дворе намного больше, чем я видел в замке и даже предполагал. Видимо, кто–то прятался в дальних кладовках под ворохом тряпок, кто–то пе–режидал в кузнице и у кожемяк, а возчики дров толь–ко–только привезли из леса на двух подводах вязанки поленьев и теперь с удивлением выслушивали новости.

Я оглядел всех сурово и надменно, здесь вежливость расценивают как слабость и тут же постараются сесть на шею, наглеть и своевольничать, знаю, наслышан от классиков про быстро хамеющую челядь, творящую что ей вздумается.

— Его величество король Астрингер, — сказал я веско, — изволил пожаловать эти земли мне. Отныне закон здесь один — мое слово! Перед королем отвечаю я, а вы отвечаете передо мной. Человек я мягкий и добрый, но жестокий. Обязанности свои все выполнять в соответствии!.. Ибо!.. Я сказал.

Фицрой добавил многозначительно:

— Иначе!

Я повернулся к нему.

— Иначе что?

Он осмотрел в изумлении.

— Откуда я знаю? Я просто уточнил в твоей манере. Сам–то ты знаешь, о чем говоришь?

— Нет, — ответил я честно, — а что, надо? По–моему, главное — внушительный вид и суровый голос. Чтобы все снова заработало в соответствии.

— В соответствии с чем?

Я поморщился.

— Да брось ты эти придирки! Пойдем на башню. Вид должен быть еще тот. Ну, ты понял. Может быть, сегодня же стоит проехаться по принадлежащим мне селам и деревням. Хотя нет, не стоит.

Башню строили только для наблюдений за окрест–ностями, потому узкая винтовая лестница, наверху площадка для двух–трех человек, но даже у меня за–хватило дух, будто вышел на крышу самого высокого в мире небоскреба.

С северной стороны внизу просто замок и посте–пенно опускающийся в лесистую долину холм, а вот с юга чудовищный обрыв, замок на самом краю высо–ченной скалы с отвесной стеной, и если сейчас спрыг–нуть вот с этой площадки, то лететь долго и страшно, пока не ударишься о набегающие на скальный берег волны.

Фицрой старался не подходить к краю, но когда увидел, что я все замечаю, сделал над собой усилие, полушагнул вперед и крепко ухватился за деревянные поручни.

— Красота!

— Страшная сила, — поддержал я.

— Что–что?

— Красотой можно убить, — сообщил я. — Р-раз — и мокрое место!.. Красота всегда сильнее, чем безобразие. Потому красота и побеждает. Как тебе вид? Правда, красиво?

Он смолчал, устрашенно поглядывая на оранжевый простор неба и сине–зеленую гладь моря. С такой высоты даже не видно волн, с востока и запада зеленые долины, на которых тесно собраны в кучки крохотные домики, у меня целых восемь сел, хотя на самом деле только три, остальные простые деревни, а с севера единственная дорога к замку, прямая, без всяких опасных проходов под стенами, с которых могут обстреливать и бросать камни.

— Да, — проговорил он после долгой паузы, — как- то да… мурашки бегут… от красоты, наверное. Крупные такие…

— Эстет, — обвинил я с чувством превосходства. — Порхаешь!.. А вот я практик, на земле стою.