Гай Юлий Орловский - Небоскребы магов

— Ну–ну, — поощрил он, — что запнулся? Разве плохо ехать через чужие виноградники, где спелые гроздья, срывать заодно цветы удовольствия, искать места, где вино слаще, а женщины податливее?

Я пробормотал:

— Не поверишь, но я родился в королевстве, где более податливых женщин вообразить невозможно, а вино настолько, что даже не представляю…

— И что, — спросил он с интересом, — обожрался?

Я кивнул.

— Похоже.

Он хохотнул.

— Я слышал о таких случаях. Когда же ты успел?.. Ах да, ты же родился в таком краю… Тогда да, тебе неинтересно ехать через одинаковые земли, где одинаковое кислое вино… И что, ввяжешься в какую–нибудь войну, чтобы красиво погибнуть?

— Это тоже вариант, — согласился я. — Вот такие обожравшиеся крепостными девками и пишут про упоение в бою у бездны мрачной на краю… Но это оставим на крайний случай. Я еще не пробовал себя на такой ниве, на какой…

Я запнулся, он поинтересовался:

— На какой?

— На какой, — проговорил я медленно, — могу сделать много… очень много… как никто из людей…

Он встрепенулся, посмотрел на меня загоревшимися глазами.

— Ты всерьез?

— Всерьез, — ответил я несколько неуверенно, — хотя это же работать… а для меня это как–то непривычно. С другой стороны… может быть, уважать себя буду?

Он вытаращил глаза, потом захохотал.

— Это ты себя не уважаешь? Ну ты орел!.. Да ты от самодовольства лопаешься!

— Любить себя, — возразил я, — и уважать… две большие разницы. А то и три. Я себя всегда люблю и другим выказываю орлом, но сам–то знаю, что я во–обще–то… ладно, пусть не г…, но ленивый дурак?.. А сейчас впервые подворачивается случай, когда могу не только покрасоваться какой я умный, но и в самом деле сделать что–то полезное! Для людей, для общества, для прогресса…

Он перестал ржать, посерьезнел.

— Если это не шуточка, — проговорил он с сом–нением, — то это здорово… Памятники на городских площадях ставят не тем, кто больше сожрал, выпил или поимел девок, а кто… да, строил эти города или хотя бы мосты через реки, соединяя королевства… Ты в самом деле готов пойти по этой дорожке? Или хотя бы постоять на ней?

Я сказал с сомнением:

— Вот сейчас… да. Потом, когда прищемлю хоть палец или еще что, даже не знаю. Мне бы так, чтобы сильно не упахиваться. Я умничаю и пальцем руково–жу… нет, если руковожу, то это рукой вожу?.. Ладно, могу и рукой, не так уж и трудно. Могу это делать красиво и повелительно, у меня жесты почти отработаны, я же красавец!.. Хотя что потруднее могу на тебя спихнуть, если решишься поучаствовать в великих делах.

Он воскликнул:

— В великих — да! В чем я только не участвовал, но великие дела обходил стороной, не люблю трудиться. А можем как–то других запрячь?

Я посмотрел с недоумением.

— А ты думал, будем пахать сами?

Он захохотал.

— Тогда я за! И что будешь делать?

— Не знаю, — ответил я честно. — И не хотел бы вовсе. Но раз уж я могу… хотя еще и не знаю, что именно, то обязан… Обязан?.. Наверное, все–таки обязан. Для чего–то нас Вселенная сотворила?

Он сказал весело:

— Ладно, сперва посмотрим твои земли. Раз уж король так хочет тебя удержать у себя, то наверняка подарил нечто стоящее.

Приключений по дороге никаких, тем более что эскорт не плетется в хвосте, а весьма активно прове–ряет впереди дорогу. Еще два–три всадника постоянно рыскают справа и слева, король Астрингер всерьез озабочен нашей, а точнее, моей безопасностью.

Двое суток с короткими отдыхами по прямой, к чести короля можно сказать, о дорогах позаботился, даже через леса пробил прямые, как стрела, а болотца по пути замостил.

А на третьи сутки дорога медленно пошла вверх, деревья расступились, далеко впереди страшно и величественно заблистал на солнце сложенный из оранжевого камня массивный замок — далеко и высоко, дорога все время карабкается вверх, справа и слева от нее деревья начали опускаться, и вскоре мы уже ехали, как по гладкой спине исполинского каменного дракона, а по обе стороны дороги деревья ушли чуть ли не на дно пропасти.

Фицрой посмотрел по сторонам, присвистнул, лицо стало уважительно озабоченным.

— Здесь хорошо оборону держать. Больше двух всадников в рад не проехать, а если вскачь, вообще по одному.

— Да, — согласился я, — ограждения почему–то не предусмотрены. Хотя по одной телеге одна за другой — в самый раз.

Впереди распахнулась водная ширь. Уже по огромным волнам видно, что не река, даже очень широкая, а море, и по мере того, как мы все поднимались по дороге к замку, море становилось все бескрайнее и величественнее.

Фицрой прошептал:

— Сколько воды… Это же сколько воды!

Я покосился на него в некотором удивлении.

— Ты что, из пустыни прибыл?.. Или горец?

— Сколько воды, — повторил он и передернул плечами. — Просто жуть. Как тут живут?

Толстая стена из крупных каменных глыб, наверху прохаживаются стражи, видно, как легко расходятся, не мешая друг другу. По углам массивной стены высокие башни, а окна начинаются на высоте третьего этажа, да и то не окна, а бойницы, снаружи не пролезть.

Замок выглядит неприступным, по всей видимости строили в те времена, когда жестокие войны кипели по всей территории королевства, что могло тогда еще и не быть королевством.

Я на ходу подозвал Ваддингтона и парочку наиболее смышленых с виду гвардейцев.

— Что скажете?

— Если не впустят, — сказал он, — то не впустят. Так просто не войти.

Фицрой сказал медленно:

— Могут впустить вас одного, глерд. Остальных оставят здесь под прицелом арбалетов.

Один из гвардейцев сказал с нервным смешком:

— Что арбалеты… А вот те бревна — да…

Как и водится в хорошо защищенных замках, над воротами подвешены на канатах толстые очищенные от веток связки бревен. Штук по пять. Если веревку обрубить, помчатся до самого низу, сметая и превращая в кровавое крошево любую армию.

Фицрой проговорил в некотором сомнении:

— А в самом деле король отдал тебе этот замок?

Ваддингтон посмотрел на него сердито, но бросил

взгляд на неприступный замок и смолчал.

— Не знаю, — ответил я, — уже не знаю… Может быть, в самом деле какая–то проверка?..

Фицрой спросил:

— А если хочет так полукрасиво избавиться от нас? Короли коварны. Или от кого–то, кто с нами?.. Глерд, вас как зовут?

Офицер вздрогнул, ответил послушно:

— Вэнсэн Ваддингтон, благородный глерд.

— Вэнсэн, — поинтересовался Фицрой ласково, — вашего имени нет в списке на повешение? Представим себе, что вас повесить надо, но король не может этого сделать из симпатии к вашей матушке, которая была с ним очень нежна… Как бы он поступил?

Ваддингтон насупился.

— Мой род служил королям верой и правдой, — отрезал он. — Мы верны королю, король верен нам!