Марина Суржевская - Риверстейн

Темные руки бесцеремонно задрали мне юбку и стащили сапог. Потом второй. Я даже не успела стыдливо вскрикнуть. Да и больно было так, что не до стыда. Подвернутая лодыжка отдавала резкой болью, к тому же снова открылись подсохшие рубцы на икрах, щедро заливая кровью ступни.

Мужчина опустился на колено и разглядывал всю эту красоту с таким лицом, что мне захотелось сгореть от стыда. Я опять дернулась, когда он положил ладони на мои голые ноги. Поднял голову.

— Тебе надо возвращаться, — спокойно сказал он, — Черта забирает силы, а у тебя и так их слишком мало, — и резко полоснув по своим рукам клинком, прижал окровавленные ладони к моим лодыжкам. Крепко, обхватив всеми пальцами, словно хотел сломать.

— Кровь к крови… Сила к Силе. Добровольно. аарем соо лум…

Я вскрикнула от ужаса. Но боли не было, наоборот, по ногам прошлось теплом, от левой ступни до сердца, перекинулось на правую сторону, мягко обожгло и спустилось по другой ноге.

И прямо на моих глазах, за мгновения, края рубцов потянулись друг к другу, нарастая новой бледной кожей, срастаясь и не оставляя даже шрамов! В груди разлилось упоительное тепло, перестали ныть ребра, затянулись ссадины на руках и лице. И я почувствовала себя так, словно выпила залпом фужер терпкого деревенского вина, стало восхитительно легко и радостно. Чистая энергия бурлила в теле, заставляя его петь от не испытываемого раннее счастья!

— Пресветлая Матерь!!! — выдохнула я, — как же это… чудесно!!!

И рассмеялась. Арх'аррион поднял на меня глаза, ставшие темными, как бездна.

— Береги… Аргард, — сказал он и толкнул меня в грудь, выталкивая из Черных Земель.

Очнулась я от криков. Думаю, отключилась я совсем ненадолго, даже с подоконника свалится, не успела. Так и сидела на нем, свесив одну ногу и упираясь лбом в оконную раму. Спрыгнув на пол, я натянула валяющиеся рядом сапоги и осторожно выглянула в коридор. Там трепыхались по стенам пугливые тени, метались всполохи свечей, и бестолково суетились послушницы.

И страшно на одной ноте подвывал женский голос.

Я бочком втиснулась в коридор, схватила за рукав пробегающую мимо Поладу.

— Что случилось?

— За Рогнедой утопленница Златоцвета пришла, — жутким шепотом поведала Полада, раз за разом осенняя себя молитвенным полусолнцем, — меня за ареем Аристархом послали, чтобы он духа неупокоенного изгнал и нас всех, грешных, защитил! Ой, что ж делается, Ветряна, это что же делается! Ведь среди бела дня утопленники ходить стали! К живым в гости наведываться!

— Подожди, не кричи, — я поморщилась, — разыграл кто-то Рогнеду, видимо. Какая утопленница, совсем девчонки с ума посходили!

— Так правда! Сама Златоцвета и явилась, как из пруда в тот день вытащенная! в том же платье и венком в волосах! Как живехонькая, только лицо-то рыбы и раки съели! возле ученической подошла к Рогнеде, уставилась своими пустыми глазницами и руки к ней тянет, словно обнять хочет. Та сначала без чувств упала, конечно, а как в себя пришла- в крик.

— А сейчас Рогнеда где?

— Да там же и лежит, возле ученической! что ж это твориться, Ветряна, то гниль, то утопленницы! — и Полада сорвалась с места, почти неприлично задирая для бега юбки.

Я в задумчивости пошла к ученической.

Рогнеда у нас девушка практичная и не глупая, лучшая ученица и любимица наставников. Ни в каких авантюрах и шалостях участия не принимала, демонстративно фыркала на наши проказы и отчаянно рассчитывала после выпуска попасть с хорошими рекомендациями в Старовер.

Оттого тем более удивительно, что она не постеснялась поднять такой крик и вой, а это нашим попечителям ох как не понравится. Да еще и рассказать, что к ней, не много, ни мало явилась с того света утопленница Златоцвета! Неужели, Рогнеда так испугалась чьего-то розыгрыша, что не подумала о своей репутации? Не побоялась гнева наставников?

Да и кто мог ее так разыграть?

Возле ученической толпилась кучка возбужденных послушниц. Рогнеда, бледная, с остекленевшими глазами, в которых явственно плескался ужас, сидела, привалившись к стене.

Я протиснулась к ней, заглянула в лицо.

— Неда, — позвала я ее детским прозвищем, — Неда… что случилось? Ты меня слышишь?

Рогнеда очнулась, словно из-под воды вынырнула, схватила меня за руку и больно стиснула ладонь.

— Это была она, она!!! Златоцвета! Стояла тут, в платье белом, на лице склизкие ошметки, и с волос вода капает… а изо рта… изо рта пиявки лезут!!!

Послушницы дружно взвизгнули и в страхе осмотрелись.

— А чего она хотела, — спросила я, покосившись на свою руку. Рогнеда стискивала ее так, словно хотела сломать.

— Брошку, — всхлипнула несчастная Рогнеда, — брошку, которая у меня осталось, когда она утопла. Ну не выкидывать же мне ее было! Я же не знала тогда, что она в том пруду преставится! А она тут стоит и, говорит, брошку отдай! На платье приколоть хочу! А зачем ей брошка, утопленнице-то!!!

Конец фразы девушка прохрипела, безумно вращая глазами и, кажется, собираясь снова упасть в обморок.

— Вот жуть-то, — выдохнул кто-то за моим плечом. В конце коридора застучали ботинки и послышался гундосый глас Аристарха, вещающего про греховниц и кару, которую мы все заслужили.

Я поспешила выдернуть ладонь из тисков и убраться подальше от душеспасительных проповедей. Рогнеда осталась тихо подвывать на каменном полу.

В каморке травницы, куда я заглянула, тихо спала на кушетке Ксеня, Данины не было. Я сняла пыльное черное платье и быстро ополоснулась над кадушкой с холодной водой. На ногах засохли кровавые поддеки, но когда я их смыла, никаких ран не обнаружилось. Бледная кожа была совершенно целой. Я воровато оглянулась на дверь, задвинула щеколду, и быстро рассмотрела себя. Так и есть: ни ран, ни ссадин, ни синяков. Даже шрамы все пропали! А уж их-то у меня было предостаточно, наставники не слишком берегли наши шкуры! Кажется, никогда в жизни я не была такой здоровой!

Жаль, что в приюте запрещены зеркала, первый раз в жизни мне захотелось внимательно себя рассмотреть.

Я торопливо вытерлась холстиной и натянула на чуть влажное тело свое ученическое платье. Наскоро переплела косу. Надо же, даже волосы, раньше жесткие и сухие, стали мягкими и гладкими! Подруга за время моего купания так и не проснулась, только перевернулась на другой бок. Я подбросил дров в остывающий камин и задумалась.

Колечко снова было на моем пальце. Золотистая змейка с явно различимой треугольной головой и зелеными камушками- глазками, по всей спирали плотно покрытая символами, как чешуйками. Сейчас она совсем не походила на ту тусклую железку, которой была до того как я надела ее на палец. До того, как она меня укусила.