Майкл Муркок - Загадка Рунного Посоха: Черный Камень. Амулет безумного бога. Меч зари. Загадка рунного посоха.

— Не виноград. Зерно. Совершенно другой процесс.

— Очень крепкое.

— Крепче многих вин, — согласился барон. — А теперь, герцог, перейдем к делу. Вы уже знаете, что мне поручили выяснить, находитесь ли вы в своем уме, дать оценку вашему темпераменту и сделать заключение, годитесь ли вы для службы Королю-Императору Гуону.

— Да, да, именно об этом, по-моему, мне говорил барон Мелиадус. — Хокмун слабо улыбнулся. — Мне будет интересно узнать результаты ваших исследований…

— Гммм… — Барон Калан бросил на Хокмуна пристальный взгляд. — Теперь я понимаю, почему меня просили вступить с вами в разговор. Вы кажетесь нормальным.

— Благодарю вас.

Под влиянием крепкого, необычного вина Хокмун чувствовал, что к нему возвращается его прежняя ирония.

Барон Калан потер лицо и закашлялся сухим, почти неслышным кашлем, который не отпускал его несколько минут. С тех пор, как он снял свою маску, в его манерах появилось нечто нервное. Хокмун замечал, что люди Гранбретани предпочитают носить свои маски как можно больше времени. Калан потянулся к своей экстравагантной маске Змеи и натянул ее на голову. Кашель прекратился, и все его тело, казалось, расслабилось. Хотя Хокмун и слышал, что это является вопиющим нарушением гранбретанского этикета — носить маску, когда принимаешь высокого по происхождению посетителя, он не выказал никакого удивления и сделал вид, что не обратил внимания на поступок барона.

— Ах, милорд герцог, — донесся из-под маски шепот, — кто я такой, чтобы судить, в чем состоит истинное безумие? Есть люди, которые считают безумными нас, гранбретанцев.

— Ну, это уже преувеличение…

— Истинная правда. Бесчувственные слепцы, которые не могут осознать всю грандиозность наших планов, не убеждены в благородстве нашего великого похода! Они говорят, знаете ли, что мы безумцы, ха, ха, ха! — Барон Калан поднялся. — А сейчас, если вы не откажетесь сопровождать меня, мы начнем наши предварительные исследования.

Они пошли обратно, прошли через зал с машинами и вошли в другой, чуть меньше первого. Стены здесь были такие же темные, но они пульсировали энергичнее, меняя цвет в спектре от фиолетового до черного и обратно. В этом зале стояла всего лишь одна-единственная машина, аппарат из сверкающего голубого и красного металла, с отростками, руками и отверстиями, похожая на огромный звонок, подвешенная на сложном, похожем на эшафот предмете, являющемся частью этой машины. Больше дюжины людей стояло около машины. Оки были одеты в доспехи Ордена Змеи, их металлические маски частично отражали пульсирующий свет i ген. Весь зал, казалось, был заполнен шумом работающей машины — едва слышное звяканье, стоны, шипенье, будто она дышала, словно зверь.

— Это наша машина ментальности, — с гордостью произнес барон Калан. — Она испытает вас.

— Какая большая, — сказал Хокмун, подходя поближе.

— Одна из самых больших наших машин. Но такой она и должна быть. Ведь ей приходится решать комплексные задачи. Эта машина является результатом научного волшебства, милорд герцог, а не каких-то там жалких заклинаний, которые поются на вашем континенте. Именно наша наука дает нам неоспоримое преимущество перед менее развитыми нациями.

По мере того, как эффект от выпитого вина исчезал и легкое опьянение проходило, Хокмун вновь становился тем, кем он был с момента своего пребывания в тюремных катакомбах. Чувство углубленности в себя все росло, и когда его подвели к машине и заставили стать под медленно опускающимся колоколом, он не ощутил ни любопытства, ни волнения.

Наконец колокол полностью закрыл его своими мягкими стенками, которые приняли очертания его тела. Объятие это было настолько непристойным, что ужаснуло бы Дориана Хокмуна, который сражался в битве при Кельне, но новый Хокмун ощущал лишь неудобство и нетерпение. Он почувствовал в голове «ползающее» ощущение, будто невыразимо тонкие проволочки проникли сквозь его черепные кости в мозг. У него начались галлюцинации. Он увидел яркие световые океаны, искаженные лица, странные строения и причудливую флору. Лет сто шел дождь из драгоценных камней, а потом черный ветер дул прямо ему в глаза и уносился вдаль, а за ним открылись океаны, одновременно и покрытые льдом, и движущиеся; звери бесконечной жалости и доброты; женщины изумительной красоты. Вместе с этими видениями ему ясно припомнились картины детства, всей его жизни вплоть до того самого момента, как он подошел к этой машине. Сцена за сценой восстанавливались в его памяти, пока каждая картина его жизни ясно не предстала перед глазами. Но при этом он все еще не испытывал никаких чувств, никаких эмоций, кроме лишь воспоминаний о тех, что были у него тогда. Когда, наконец, стенки колокола раздвинулись и сам колокол начал поднимался, Хокмун бесстрастно остался стоять, чувствуя, что он как бы пережил ощущения другого человека.

Калан, что стоял рядом, взял его за руку и отвел от ментальной машины.

— Предварительное обследование показывает, что вы даже слишком нормальны, милорд герцог, — если я правильно понял показания приборов. Машина ментальности даст свой полный анализ через несколько часов. Сейчас вам надо отдохнуть, а утром мы продолжим наши тесты.

На следующий день Хокмун вновь подвергся непристойным объятиям ментальной машины, но на этот раз ему пришлось лежать на спине, вытянувшись внутри нее, глядя вверх. Вновь мелькали картина за картиной, и сначала он подумал, что это напоминает ему сцены в театре. Пока все это продолжалось, лицо Хокмуна не изменило своего выражения. Он испытал несколько галлюцинаций, когда неожиданно оказывался в опасных ситуациях — океанская акула, нападающая на него; горный обвал; три солдата со шпагами, напавшие на него одновременно; необходимость выпрыгнуть с третьего этажа горящего дома, если он не хотел сгореть заживо, — и в каждом случае он спасался отважно и искусно, хотя его молниеносная реакция, его рефлексы были механическими, так как он не ощущал никакого страха. Даже когда машина ментальности заставила его смеяться, плакать, ненавидеть, любить и так далее, все его реакции были чисто физическими в своих проявлениях.

Наконец Хокмуна освободили, он встал, видя перед собой маску Змеи Калана.

— Как оказалось, вы слишком нормальны, милорд герцог, — прошептал барон. — Парадокс, а? Да, слишком нормальны. Такое впечатление, будто часть вашего мозга полностью атрофировалась или просто не работает одновременно с остальной частью. Однако я могу только доложить барону Мелиадусу, что вы вполне пригодны для его целей, если, конечно, принять необходимые разумные меры предосторожности.

— Каких целей? — без особого интереса спросил Хокмун.