Кэйтлин (СИ)

С этой минуты я помню все кусками, перед глазами все размыто. Вот мама, лежащая на высокой кровати в реанимации, опутанная какими‑то трубочками. Перебинтованная нога на вытяжке, бледное, почти сине — белое лицо с запавшими, черными провалами глаз. Врач, который что‑то объясняет Ирен. Ее слезы, текущие по щекам, и руки, которые все время прижимают меня к ее теплому мягкому телу. Часы ожидания на неудобном стуле в пустом, наполненном гулкой тишиной, коридоре. Кофе в бумажных стаканчиках, которые таскает мне Ирен. Моя голова абсолютно пуста. Я еще не осознала и не поняла, что случилось, и тем более не задумываюсь, что будет со мной, если случится страшное и мамы не станет. Поздний вечер, когда Ирен пытается отправить меня к себе домой, чтобы я поспала. И врач, который мягко предупреждает, что, скорее всего, ждать осталось совсем недолго — мама перестала сама дышать и только аппарат поддерживает ее жизнь. И, наконец, тот самый момент, оставшийся в моей памяти навсегда — когда я приближаюсь к кровати последний раз поцеловать еще теплую щеку мамы, но трубочки и провода уже убраны, тело мамы до подбородка прикрыто простыней. И рыдания Ирен за моей спиной. Мама умерла.

Дни после похорон и сами похороны не оставили в моей памяти никаких следов. Я куда‑то шла, что‑то делала, кто‑то что‑то мне говорил, убеждал, заставлял подписывать. Ничего не помню, в голове стоял ровный, довольно громкий гул, который не давал мне сосредоточиться и, наконец, понять, что же произошло. Пришла в себя я только через несколько дней, проснувшись утром в незнакомой мне комнате. Долго лежала, пытаясь понять, где я. Потом все‑таки решилась. Медленно, словно после тяжелой болезни, чувствуя неимоверную слабость, я сползла с кровати и отправилась на первый этаж, рассудив, что там обязательно должна быть кухня и кто‑нибудь из людей, которые смогут мне объяснить, где я. Так и есть. Небольшая, залитая солнцем, наполненная никелированной блестящей утварью, бросавшей по стенам солнечные зайчики, комната резала мне глаза. И я не сразу заметила сгорбившуюся на стуле в углу, застывшую над чашкой и о чем то сосредоточенно размышлявшую, Ирен.

— Кэт, ты очнулась? — Ее голос был хриплым и тихим, полным невыплаканных слез.

— Где я? Где мама?

Она дернулась, подняла на меня совершенно измученный взгляд:

— Ты не помнишь? Ничего не помнишь?

Этот вопрос заставил меня напрячься, что‑то больно царапало меня внутри, тяжелым камнем давило в груди:

— Нет, не помню. Хотя…что- то такое… — и тут меня скрутило, я вспомнила все: больницу, последнее тепло моего единственного в мире родного человека, какие‑то люди вокруг могилы, — и я обессилено сползла по стенке на пол.

— Мама…ее нет? Больше нет?

Ирен опустила голову, но ее голос звучал сухо и твердо:

— Кэти, Ники больше нет, она разбилась на машине недалеко от города, никто не видел, как это случилось. Нашли ее через несколько часов после аварии и она потеряла много крови. Многочисленные травмы, сильнейшее сотрясение мозга — ничего уже сделать было нельзя. Мы помолчали, я боролось с желанием завыть, как раненный зверь, сопротивлялась мысли, что у меня больше никого нет. Что я никогда больше не увижу маму, не обниму ее, не услышу ее задорного смеха или мягкого, теплого голоса, рассказывающего мне, какая я умница и красавица. О чем думала Ирен и почему она так тяжело переживала смерть моей мамы, я тогда не задумывалась. — Кэт, нам нужно поговорить. Ники сама должна была рассказать тебе все, но…она все ждала, когда сможет купить документы на другое имя и устроиться уже основательно где‑нибудь поблизости от меня. Не успела…

Она помолчала и продолжила:

— Ты должна знать и быть готовой. Сейчас мы позавтракаем, и ты будешь есть, потому что должна быть сильной. Так хотела твоя мама, Кэти. А потом мы сядем и я расскажу тебе все, что знаю и что мы будем делать дальше. Вставай, Кэт, иди умойся, переоденься и я жду тебя на кухне.

Не знаю почему, но слова, что мама хотела, чтобы я была сильной, заставили меня подняться. Слезы жгли глаза, но я справилась, решив, что больше плакать я не буду, никогда. Так хотела моя мама и я выполню это ее желание. Умылась, стараясь не смотреть в зеркало, потому что оттуда на меня смотрело незнакомое мне, страшное, мертвое лицо. Переоделась и, сжав зубы, спустилась вниз. Поговорить нам и правда было необходимо. Мне всего шестнадцатый год, я несовершеннолетняя, родственников у нас, насколько я знаю, нет. Бабушка и дедушка со стороны мамы давно умерли, а вот про отца я старалась не думать, даже не вспоминать, словно опасалась, что он услышит мои мысли и явится сюда.

Я что‑то сосредоточенно жевала, внимательно слушая Ирену. То, о чем она рассказывала, было невозможным, невероятным, но это было правдой, я это чувствовала.

— Кэти, твоя мама была моей самой близкой подругой с самого нашего детства, — я дернулась и посмотрела на Ирен с недоумением, мама никогда не говорила мне об этом. Наоборот, она всячески подчеркивала, что познакомилась с Ирен в колледже, где они обе учились.

— Да, Ники скрывала это, на то были свои причины. Просто послушай меня, девочка, дальше ты сама все поймешь.

Мы жили по соседству, наши родители дружили, так что совершенно неудивительно, что, сколько я себя помню, мы с Ники были всегда вместе. И в школе мы были не разлей вода, и в колледже, хотя там у меня появились и другие подруги, а Ники… Когда умерли, один за другим, ее родители, она сильно замкнулась, очень долго переживала, потому что у них была замечательная семья. Ники была единственным ребенком и ее очень любили и баловали. Смерть родителей сильно подкосила ее и она стала отдаляться от меня. Жаль, что тогда я не обратила на это серьезного внимания, мне так жаль…, если бы я тогда знала, то могла бы…, — Ирен простонала и надолго замолчала, закрыв лицо руками.

— Тогда она и познакомилась с твоим отцом, Кэт. Я видела его мельком, но и этого хватило, чтобы постараться убедить Ники не иметь с ним никаких дел, но было уже поздно. Это был выпускной, очень суматошный год, много заданий и подготовка к экзаменам. Мой руководитель отправил меня на зачетную практику в другой город и мы с Ники практически не виделись. А когда я вернулась и, ужаснувшись, попыталась с ней поговорить, Ники уже меня не слушала. Дэстэр полностью подчинил ее себе. Он отвадил от нее всех малочисленных подруг, запретил одной ходить на вечеринки или в кино, заставил переселиться к нему, провожал на занятия и встречал ее около входа после них. Потом они расписались, Ники никого из нас не пригласила на свадьбу, я даже не уверена, что свадьба была. Мне Ник прислала смс — ку на телефон с коротким сообщением — «я вышла замуж». А сразу же после вручения дипломов они уехали. — Ирен горько вздохнула.