Гай Юлий Орловский - Патроны чародея

Она посмотрела с сомнением.

— А оно появилось?

— Ваше величество?

— Мне сообщили, — сказала она, понизив голос, — что вы снова проявили некие неизвестные способности, защищая свой замок. Значит, у противника больше стремления захватить вашего учителя, чтобы узнать у него все эти тайны. Я не знаю, как спасти старика, но я готова пожертвовать многим, чтобы это получилось…

Я промолчал, мы не все говорим, что думаем, и даже тогда, когда делаем одно и то же, мотивы могут быть совершенно разными.

— Полагаю, — произнес я ровно, — вас больше заботит безопасность королевства.

Она ответила с некоторым удивлением:

— Это само собой разумеется.

— И потому самое важное, — продолжил я, — чтобы противник не узнал военные секреты, которые может хранить Рундельштотт.

Она кивнула:

— Разумеется. А что вас удивляет?

— Просто уточняю, — ответил я. — Чтобы противник не узнал военные секреты… или понял, что никаких военных секретов Рундельштотт не хранит.

Она запнулась на миг, затем подняла на меня холодный и почти враждебный взгляд.

— На что вы намекаете… глерд?

— Просто уточняю, — повторил я. — Следует ли понимать, что если при попытке освобождения Рундель- штотта он может погибнуть… стоит ли отказываться от такой операции? Или продолжать, несмотря ни на что?

Она отвела взгляд, но я умолк и ждал ответа, наконец она проговорила с гневом:

— Глерд Юджин! Не нужно играть словами. Вы сами все прекрасно понимаете.

— В смысле, — сказал я хладнокровно, — попросту прикончить там старика? Чтоб не раскрылось, что он ничего не знает?

Она посмотрела мне в глаза прямо, взгляд стал еще жестче.

— Вы все прекрасно понимаете, глерд. Действуйте на свое усмотрение…

Я охнул.

— Простите, ваше величество… Но почему я? Мне казалось, кабинет министров вообще еще не пришел к единому мнению, кто напал, как выкрал и куда Рундельштотта увезли!

— У них своя работа, — отрезала она, — у вас своя. Знаю, вам интересы королевства безразличны. Но все- таки…

Я сказал вежливо:

— А можно без «все–таки»? Не будем забывать, ваше величество, что я ваш пленник, как бы это ни подавалось для публики. Я вообще удивляюсь, почему вы не прирезали меня в тот же день, когда мятеж был подавлен.

Она покачала головой.

— Хотите сказать, глерд, чувство благодарности мне абсолютно несвойственно?

— Хочу сказать, — уточнил я, — что вы настоящая королева. Для вас благополучие королевства самое важное, что есть в мире. И для него вы, не задумываясь, смахнете со стола не только меня, но глердов поважнее…

Она смотрела в упор, ноздри затрепетали в гневе, но лицо неподвижное, короли не могут выказывать чувства.

— И как же, — произнесла она медленно, — вы сами это объясняете?

— Вы практичный человек, — ответил я. — Вы тщательно взвесили: что лучше для королевства — убить чужака или попытаться получить от него еще какую- то пользу?.. После долгого раздумья, когда чаша весов склонялась то на одну сторону, то на другую, решили, что польза от живого чуть–чуть перевесит пользу от дохлого. К тому же вы достаточно успешно рулили королевством и уверились в своей компетентности и непогрешимости… Даже случай с Дейнджерфилдом не заколебал… не поколебал, в смысле.

— Значит, — сказала она с нажимом, — вам опасаться нечего. Я руководствуюсь не чувствами, что могут меняться в течение дня, особенно у женщин…

— А вы женщина? — спросил я.

Она ожгла меня взглядом.

— Это комплимент?

— Вы все поняли, — сказал я. — Обожаю умных женщин!.. Правда, издали. Очень издали.

Она почти усмехнулась.

— Вы и так забрались от меня почти на дальний конец королевства. Не нужно меня так уж… ненавидеть. И Рундельштотта я хотела бы вернуть живым и здоровым. И все, что для этого нужно сделать, готова сделать.

— Да, — согласился я, — тем более что это стратегически важно. И окупится.

Она посмотрела на меня с откровенной злостью.

— Опять? Я не настолько расчетлива!

— Все–таки что–то в вас осталось женского? — спросил я. — Жаль. Избавляйтесь поскорее. Государственный деятель не может быть женщиной. Даже мужчиной быть не может. Самые лучшие правители — это кому лет под сто. Вне зависимости — женщины или мужчины. Думаю, им самим тогда уже без разницы.

Она прервала:

— Как собираешься поступить?

— Пока никак, — ответил я. — Слишком мало данных. Даже если взять за основу, что похитили по приказу короля Антриаса, дабы ослабить обороноспособность вашего королевства… а своего — усилить, и тогда…

— Что?

— Повезут ли его в стольный град? — спросил я. — Кстати, как столица Уламрии называется?.. Или оставят где–то поближе, но займутся с ним быстрее?

Она ответила медленно:

— Я дала распоряжение выяснить. Даже Строуд со своими учениками над этим ломает голову.

Фицрой пришел на встречу веселый, пахнущий вином и женщинами, хмыкнул, увидел меня озабоченным и даже расстроенным.

— Ты чего?.. Договорился, а теперь не рад? Так это же хорошо, что не позволяют! Из тебя хозяин намного лучше!

Я покачал головой.

— Дело не в замке. Рундельштотта похитили.

Он раскрыл глаза шире.

— Это… как? И кто?

— В этом и загадка, — ответил я.

— Что говорят при дворе?

Я отмахнулся.

— Всякую хрень. Умные все! Я же помню чью–то мудрость: ищи не того, на кого все улики, их можно и подбросить, а ищи того, кому выгодно.

— Ну–ну?

— А выгодно, — сказал я, — королю Уламрии. Хотя и другим выгодно, но ему всех выгоднее. К тому же и характер у него, и амбиции… И даже обиды.

— Обиды?

Я уточнил:

— Оскорбленное самолюбие. У нас, самцов, оно особенное. Женщины и не представляют, что это такое. А король Антриас — альфа–самец, доминант, никто не смеет ему перечить и тем более отказывать. Да еще со стороны женщины! Но они все боятся даже думать про Антриаса!

— Почему?

Я сказал со злостью:

— Потому что Антриас им точно не по зубам. Они могут говорить про козни других колдунов, придумывать какие–то старые счеты с родственниками, что–то еще… но только не Антриас!

Он спросил с интересом:

— Аты?

— Я демократ, — ответил я злобно. — Это значит, для меня все равны. Люди различаются только по степени власти в их руках. В слове «Антриас» для меня нет ничего священного.

— Понял, — сказал он. — Знаешь… а ты мне все больше нравишься. Я таких наглых еще не видел. Всего насмотрелся, но чтоб такая мания величия… Карту Уламрии я изучил, еще когда мы шли к Джеймсу Велли. А потом — Финлею Барклему. К сожалению, дорог много, ты сам видел…

— А высчитать, — сказал я с надеждой, — какой повезут?

Он покачал головой.

— Не родился еще такой умный. Разве что ты…

— Нет уж, — сказал я, отшатнувшись, — умным жить тяжко. Лучше уж я помчусь наугад!..