Кирилл Берендеев - Осада (СИ)

Микешин молчал, ошеломленный, он не знал, как объясниться, что сказать, и, вообще, стоит ли говорить хоть что-то ей, той, кого он собрался спасать, отмаливать, но при этом сам же оказался застигнут врасплох в неприглядной ситуации.

Они остановились у станции «Скобелевская». Настя неожиданно обернулась к нему и глухо, голос сел, хрипло спросила, едва справляясь с охватившим враз волнением:

– Ты не можешь, да? Скажи, тебе это очень нужно, да? – и не дав ему слова вставить, – А если ты меня вместо них? – и совсем уже тихо. – Ты как?

Он смутился, не зная, что ответить. Покачал головой. Потом вздрогнул и посмотрел на нее, встретив все тот же испепеляющий взгляд.

– Значит, не остановишься. Пойдешь и натянешь за конфетку.

– Прекрати, – одними губами произнес он. – Бог знает, что ты себе навыдумывала.

– Он знает, – но вспышка прекратилась так же внезапно как и началась. – Прости. Я не хотела, чтобы ты… даже подумал об этом, – некоторое время они молчали, переводя дух, потом Настя предложила присесть. Опустившись на скамеечку, Микешин решился спросить:

– Скажи, а почему ты подумала, что я…

– Я видела, как ты смотришь. Как представляешь. Я не дурочка, я это чувствую, про такое не говорят, такое на лице читают, – и тут же, – У нас в общежитии, в Москве, где я работала, были две десятилетние девочки на такой случай. К ним приходили клиенты с твоим выражением на лице, – Микешин проглотил комок, застрявший в горле. Попытался улыбнуться. Но Настя продолжала безжалостно: – Когда им выводили одну из девочек, ты бы видел, что с ними творилось. Будто десять лет в тюрьме сидели и себя грызли в ожидании. Не знаю, может так и было, мы музыку погромче включали, чтоб они не орали.

– Кто?

– И те, и другие. Ты думаешь им не больно, им, маленьким? Когда сорокалетний мужик… – снова пауза. Долгая, вязкая. Настя поежилась, и посмотрела на Кондрата. Хотела продолжить, наверное, но осеклась.

– Моему любовнику было пятнадцать, – без выражения произнес Кондрат. – Тринадцать, когда я взял его из детдома как послушника. Мне поверили, молодой выпускник семинарии, дьяк, кто заподозрит. Только он, потому как я еще раньше приходил к нему, встречался в темных закрытых наглухо комнатах. Сперва мы шептались, ласкались, а потом….

– Прекрати.

– Ты хотела это услышать.

– Все равно прекрати. Не надо.

– Я любил его, – безнадежно произнес Кондрат. – Мне кажется, он тоже. По-своему, жестоко, но… ведь он всегда возвращался ко мне. И когда возвращался, был ласков.

Он замолчал сам, без напоминаний. Смотрел на прохожих, на беженцев, обустраивающих свой быт в ближайшем сквере, на автомобили, спешащие по своим неотложным делам. Колька вспомнился и сразу сокрылся в тумане небытия. Словно он потерял его давным-давно, а все никак не может смириться с неизбежным. Пытается, но каждый раз забывается и ищет, ищет знакомые следы, ожидает услышать голос, будивший его по утрам, тепло тела, проникающее под одеяло, прижимающееся, жадно обнимающие тонкие худые руки, слова, что-то нашептывающие в самое ухо.

Он вздрогнул и оглянулся. Настя осторожно взяла его ладонь в свою.

– Может быть, все-таки я? – снова спросила она. – Пойдем вон туда. Тебе станет легче. Я обещаю.

Они пошли туда, но легче не стало.

– Зачем тебе это? – спросил он, когда все закончилось.

– Ты болен, – просто ответила она. – Я хочу избавить тебя от болезни.

– И ты думаешь, так получится.

– Но можно хоть попытаться. Тебе понравилось? – он медленно кивнул. Не слишком уверено, потому что Настя переспросила. И едва заметно улыбнулась его ответу.

– Я хотела тебе помочь. Сразу, как поняла, что с тобой. Но ты никак не давал мне, все время уходил.

– Я… я другой.

– Я знаю. Но тебе нужна разрядка, нужно освободиться. Я чувствовала. Когда мужчине нужна разрядка, я всегда это чувствую.

– Поэтому ты…. Прости.

– Нет, ничего. Мне уже задавали этот вопрос. Всегда жалели, обвиняли обстоятельства, общество, людей по отдельности. И никто не спрашивал, почему я всегда оставалась, даже когда был другой выход.

– А он был?

– Всегда есть другой выход. Нет, не самоубийство, конечно, не то, что ты подумал. Просто другой выход. Год назад мне действительно предложили либо заняться этим, либо катиться из Москвы. Я решила попробовать. И… осталась.

– Ты не боялась?

– Боялась. Теперь уже нет.

– Теперь? – она невесело усмехнулась.

– Ну разве не видно, что это мышеловка. Нас всех в Москву, как в клетку, загоняют. А мы, как бараны, все сюда премся. Оттянуть конец хотим. Как будто что-то дадут лишние пару дней. Или неделя.

– Дадут, и еще сколько. Всем могут дать, я тебе скажу, лишние мгновения могут дать очень много, могут спасение даровать.

– А, ты об этом. Я не верю.

– Ты Тетерева наслушалась.

– Нет, жизни насмотрелась. Никогда не верила, сейчас тем более. А если бы верила – мой бог был бы чудовищем. Вроде того Ктулху, которому жертвы по телику приносили. Видимо, он как раз и проснулся и поднял свои легионы, – и неожиданно, – А твой бог, разве не чудовище?

– Почему? – одними губами спросил Микешин. – Почему ты думаешь, что это Он?

– Я не думаю. Я спрашиваю. Ведь ты в Него веришь, значит, думаешь, он должен как-то отреагировать на случившееся. Или вообще устроить все это. Или ты считаешь восстание проделками сатаны?

– Скажу честно, я не сильно верю в дьявола. И вовсе не считаю, что это Его рук дело, – поспешил сказать Кондрат, пока Настя его не опередила с очередным кощунством. – Скорее всего, пока еще не объясненный наукой феномен, возможно, нечто подобное происходило и ранее, а может, на человеческой памяти, скажем, десяток тысяч лет назад, но только тогда все закончилось иначе, потому как племена были малочисленны и разрозненны, а в ту пору не хоронили как сейчас.

– Странно, как в твоей голове совмещается теория эволюции с книгой Бытия? Или в библии всему может найтись объяснение?

– Наверное, всему. Это такая книга, в которой…

– Я читала. Поэтому давай сменим тему. Я вижу тебе хочется, давай поговорим снова обо мне.

– Кажется, ты не понимаешь, чего мне хочется.

– Я чувствую, чего. – безапелляционно отрезала она. – Можешь поверить мне на слово. И потом я не договорила. Я рассказывала как приехала в Москву, провалила экзамены, возвращаться не хотела, и мне было сделано предложение, от которого я не стала, все прекрасно понимая, не стала отказываться. Почему? А просто мне это не то, что нравилось, мне это надо было. Да, представь, надо. Я уже давно подсела, с четырнадцати лет, понимаешь, какая штука, два года назад меня изнасиловали. Двое каких-то подонков лет восемнадцати, наглотавшихся таблеток. Вернее, они думали, что насиловали меня. И я поначалу так думала. А потом, когда они пошли по второму заходу, я не стала сопротивляться, они думали, что сломили меня, а мне… мне понравилось. Да, было больно, было страшно, но мне это понравилось, представь.