Стивен Эриксон - Дом Цепей

Л'орик замедлил шаги, когда был близко. От этого человека правду не скроешь… Геборик усмехнулся, видя широко раскрытые глаза мага.

— Да, — пробурчал он, — я не особо приветствовал. Но дело сделано, и я примирился.

— А в чем интерес Трича? — спросил Л'орик после долгой неуютной паузы.

— Будет битва, — отозвался, пожимая плечами, Геборик. — Кроме того… не знаю точно. Думаю, увидим.

Л'орик казался утомленным. — Я надеялся убедить тебя уйти отсюда. Забрать Фелисин.

— Когда?

— Ночью.

— Перенеси ее стоянку на лигу, за северо-восточный край оазиса. Три коня под седлами, три запасных. Еда и вода на троих, чтобы добраться до Г'данисбана.

— Троих?

Геборик улыбнулся. — Ты еще не знаешь, но есть некая поэзия в том, что нас будет трое.

— Ладно. И долго ли ей ожидать?

— Пока терпения хватит, Л'орик. Как и ты, я намерен остаться на несколько дней.

Глаза стали отрешенными. — Схождение.

Геборик кивнул. Л'орик испустил вздох: — Мы с тобой дураки.

— Может быть.

— Некогда я надеялся, Руки Духа, на союз между нами.

— Он более или менее состоялся, Л'орик. Хотя бы чтобы обеспечить безопасность Фелисин. Не то чтобы мы в этом особенно преуспели… Я мог бы помочь… — Геборик уже рычал.

— Удивительно, что ты знал о том, что сотворил Бидитал, и не стал искать мести.

— Мести? И какой смысл? Нет, Л'орик, у меня есть лучший ответ на скотства Бидитала. Оставь его судьбе…

Верховный маг вздрогнул. И улыбнулся: — Странно, но не так давно я говорил это Фелисин.

Геборик смотрел вслед уходящему гостю. А потом отвернулся и ушел в свой храм.

— В них что-то… неумолимое…

Они были на пути далеких легионов, следили, как колышется железо над колонной пыли, на солнце сверкая как расплавленное; с этой точки зрения казалось, что пыль вздымается все выше, пятнами расплываясь по ветрам пустыни. Услышав слова Леомена, Корабб содрогнулся. Пыль сыпалась из всех складок его рваной телабы; воздух так близко к Вихрю был полон песка, скрипевшего даже во рту.

Леомен изогнулся в седле, осматривая воинов.

Поставив треснувшее копье в чашку стремени, Корабб откинулся на заднюю луку. Он был переутомлен. Почти каждую ночь они пытались делать набеги, и пусть его роте не приходилось вступать в прямой бой, им то и дело приходилось прикрывать отступления, смущать врага ложными атаками и убегать. Вечно убегать. Дай Ша'ик Леомену пять тысяч, убегала бы армия Адюнкта. Хромала бы назад к Арену, измолоченная.

Леомен сделал все, что мог с такими силами. Кровью купил несколько драгоценных дней. Более того, сумел оценить тактику Адъюнкта, снять мерку с солдат. Не раз наступающая пехота сбивалась в толпу и, имей Леомен перевес, он смял бы ее и обратил в бегство. Но вместо этого подлетали Горячие Слезы Желча, или виканы, или треклятые морпехи, и воины пустыни бежали сами. В ночи, преследуемые конниками столь же опытными и упорными, как люди Леомена.

Осталось всего около семисот — так много раненых пришлось оставить, их нашли и зарезали хундрилы, забрав части тел как трофеи.

Леомен повернулся. — С нами покончено.

Корабб кивнул. Армия малазан дойдет до Стены Вихря к закату. — Может, ее подведет отатарал, — предположил он. — Может, богиня истребит их этой же ночью.

Морщинки вокруг синих глаз Леомена стали отчетливее, когда он прищурился, созерцая наступавшие легионы. — Не думаю. В колдовстве Вихря никакой чистоты, Корабб. Нет, быть битве у края оазиса. Корболо Дом будет командовать армией Откровения. Мы с тобой, как и Матток, найдем себе удобную позицию, чтобы… наблюдать.

Корабб склонился в сторону, сплюнул.

— Наша война кончена, — договорил Леомен, подбирая поводья.

— Корболо Дому мы будем нужны, — уверил Корабб.

— Что ж, мы где-то потеряемся.

Они заставили усталых коней двинуться, пересекли Стену Вихря.

Он мог скакать галопом полдня, потом на один звон пустить джагского жеребца небрежной трусцой и снова перейти в галоп. Ущерб оказался животным, подобному которому не было — не шел в сравнение даже прежний конь того же имени. Он подъехал к северной части Угарата так близко, что видел дозорных на стене, они даже пустили двадцатку конных воинов, намереваясь помешать ему пересечь каменный мост. Конники должны были доскакать до реки куда раньше него.

Однако Ущерб понял, что требуется, и пустился быстрым галопом, вытянув шею; они прибыли, опередив преследователей на пятьдесят скачков. Пешеходы на мосту разбегались из-под копыт, ширина проезда помогла легко огибать повозки и экипажи. Река Угарал широка, но конь пересек ее за дюжину ударов сердца. Грохот копыт Ущерба изменил тон — камень сменился плотной почвой; конь со всадником въехали в Угарат Одхан.

Расстояния, казалось, потеряли для Карсы Орлонга значение. Ущерб нес его без усилий. Нужны в седле не было, ведь одного обернутого вокруг шеи ремня было достаточно для управления жеребцом.

Не стал Теблор и стреножить коня на ночь, пустив свободно бродить по тянущимся во все стороны травяным просторам.

Северная часть одхана сужалась между извивами двух больших рек — Угарата и другой, то ли Мерсина, то ли Таласа. Гребенка холмов шла с севера на юг, разделяя реки; вершины холмов и склоны за тысячи лет плотно вытоптали мигрирующие бхедрины. Однако стада пропали, хотя кости еще встречались там, где их бросили хищники и охотники; земли по временам использовались как пастбища, а люди появлялись тут нечасто, только в сезон дождей.

За неделю, пересекая холмы, Карса видел лишь следы пастушеских стоянок и редкие знаки-пирамидки; траву щипали лишь антилопы и большие олени, что питались ночами, а днями отсыпались в ложбинах, среди густой желтой травы. Они легко пугались и мчались прямо на Карсу, так что недостатка в еде он не испытывал.

Река Мерсин оказалась мелкой, почти пересохшей в разгар сухого сезона. Переехав, он свернул на северо-восток, вдоль дорог, что шли по южным склонам Таласских гор, и на восток, к городу Лато Ревэ на самой границе Святой Пустыни.

Он пересек тракт ночью, избегая встреч с людьми, и на заре въехал в Рараку.

Его подгоняло некое неотвязное беспокойство. Объяснить причину тревоги разум не мог, но он не сомневался в ее важности. Уже давно он покинул Рараку и хотя битва вряд ли случилась, он ощущал: она неминуема.

Карсе хотелось быть там. Не чтобы убивать малазан, но чтобы защищать спину Леомена. Но он отлично знал: истина мрачнее. Битва станет днем хаоса, а Карса желает добавить хаоса. «Ша'ик она или не Ша'ик, но в лагере есть те, что заслужили лишь смерть. И я принесу смерть». Ему не хотелось придумывать список поводов, нанесенных обид, явных небрежений и свершенных преступлений. Слишком долго он был равнодушным к слишком многому. Обуздал величайшие силы духа, среди них и потребность судить и вершить приговор на манер истинного Теблора.