Влада Медведникова - Бирит-нарим

Лабарту едва сдержал улыбку, — опустил голову, прикусив губу. Пусть корабельщик думает, что Лалия задумался над его словами, — нет сейчас сил ответить, как подобает. Когда много видел и много знаешь, нелегко бывает говорить с людьми. Они боятся ряби на воде, а бездны под ногами не замечают. Вот и сейчас…

Сколько раз уже кочевники вторгались в землю меж двух рек, знаешь ли ты, Син-Намму? А я видел и знаю: они схлынут, унося награбленное добро, а те, что останутся — смешаются с черноголовыми. Сколько раз уже так было…

Лабарту глубоко вздохнул, поднял голову и мгновение стоял неподвижно. Корабельщик выжидательно смотрел на него. А кого видел перед собой? Без сомнений, — человека, принимающего тяжелое решение.

— Мы отплывем сегодня, как и собирались, — сказал, наконец, Лабарту. — Лишь немного промедлим. Вооружи гребцов.

Попутный ветер гнал по небу рваные облака, и серп луны появлялся и пропадал. Лабарту стоял возле мачты и то пытался отыскать в беспокойном небе хоть край созвездия, то вновь смотрел на приближающийся берег. Там мерцали крохотные искры — огни факелов, зажженных возле причальных столбов. Глаза экимму различили их еще издалека, но прошло еще немало времени, прежде чем с первого корабля донесся крик: «Эреду!»

Кури и Нидинту сидели возле навеса и шептались. Ветер уносил обрывки фраз, но слух пьющих кровь, как и зрение, — острый.

— Илку говорил… жертвы живут дольше… — Нидинту куталась в покрывало, тень среди теней. Кури же сидел прямо, и на коленях у него лежал меч. — Но Адад-Бааль умер, и…

— Такая судьба… ему предсказали…

— Лабарту не пил его кровь… не оттого ли?..

Лабарту невесело усмехнулся, но не подошел, не прервал разговор. Они люди и жертвы, что они поймут?

Палуба качалась под ногами, корабли шли вперед, оседая и вновь взлетая на волнах. Все ярче горели огни на берегу, и уже видны стали очертания домов, пальм, холмов вдалеке… Темное по черному, ночной мир, неразличимый для людей.

Одна за другой в селенье завыли собаки, протяжно, надрывно.

Они чуют мой запах… Издалека…

Но не только собаки не спали в селенье. Вот уже и люди спешили по ночным улицам к морю. Да, видно и впрямь в этом селенье всегда найдутся те, кто станут ловить корабельные канаты, и в самый глухой ночной час придут торговцы с пивом и чистой водой для путешественников.

Син-Намму выкрикнул имена четырех гребцов, и те столпились вокруг него.

— Мы скоро вернемся, Лалия, — сказал корабельщик, обернувшись. — И принесем вести от здешних людей.

— Нет, — возразил Лабарту. — Я сам услышу их слова.

И спрыгнул за борт.

— Лалия! — крикнул Син-Намму.

Вода была теплой и темной, как небо. Лабарту зачерпнул ее, словно хотел попробовать на вкус, но спохватился и опустил руку. Добрался до мелководья — волны здесь разбивались о колени, не выше — и выбрался на берег.

Одежда прилипла к телу, вода текла с волос и рукавов рубахи, и повсюду был запах соли, запах моря.

— Лалия! — вновь позвал Син-Намму, поднимаясь на причал.

Следом на сушу выбрались и гребцы. Один из них встряхнулся и во все стороны полетели брызги.

— Лалия, ты не воин, — сказал Син-Намму, не скрывая досады. — Зачем ты сошел с корабля?

Лабарту поднял руку, призывая к молчанию и указал на спешащих к ним людей.

Пока Син-Намму договаривался о припасах, Лабарту молча стоял рядом. Скрестив руки на груди, ждал. Собаки угомонились, затихли. Волны шуршали, морской ветер блуждал в мокрых волосах, соленая влага высыхала на коже. Но все чувства словно отступили. Лабарту слушал — слушал голоса и чувства людей.

И за обычными словами и жестами ощущал страх.

Когда гребцы с провожатыми удалились в сторону деревни, старший торговец задержался. Свет факелов отражался в медных бляшках его пояса, метался в зрачках. И сам человек был объят беспокойством. Руки его непрестанно двигались, — то он отбрасывал волосы с лица, то крутил кольцо на пальце, то просто указывал куда-то. И говорил.

Расспрашивать его почти не пришлось, он стал рассказывать сам. Мельком взглянул на Лабарту, а потом вновь повернулся к корабельщику и обращался к нему.

— Ловцы жемчуга говорили, что вы должны приплыть. — Голос торговца звучал тихо, но неспокойным был, как и бьющееся на ветру пламя. — Но мы уже не думали… После вестей, что идут со всех земель, страшно пускаться в путь.

— Что слышно? — спросил Син-Намму. — Где идет война?

— Повсюду! — Собеседник обернулся и указал вдаль, должно быть, в сторону устья Евфрата. — Нет, до нас они не дошли, но все в страхе… Говорят, все селенья, что без стен, они взяли, и жгут все на своем пути, и убивают… Урук осадили, и Ларсу, а иные говорят, что и Аккаде. А Лагаш открыл перед ними ворота и сдался.

— Осадили Аккаде? — с недоверием переспросил Син-Намму. — Что же войска лугаля?

— Никакому войску с ними не справиться! Они как полчища саранчи, спустились с гор, переправились через Тигр, идут, и нет им числа!

…не справиться с ними. Они заполонят всю землю…

Голос слепой пророчицы, воспоминание яркое, как отражение солнца в воде.

И следом пришло понимание.

Сошли с гор, с гор Загроса и переправились через Тигр. Прошли по степи, где я жил столько лет… Бесчисленное войско, жгущее посевы и убивающее всех на своем пути, прошло по землям, где моя Ашакку…

Лабарту замер. Рядом, потрескивая, горел факел, люди продолжали разговаривать. Но слова отдалились и потеряли смысл.

Ашакку…

Но перед глазами — лицо Кэри, утренний свет в ее серых глазах. А сам он связан и пошевелиться не может, но Кэри поднимает к его губам чашу, деревянную, полную крови. И говорит: «Пей, мой хозяин!» И вкус этой крови — вкус жизни. А Кэри — как луч солнца, возрождающий, дарующий силы, и…

— Нет, — прошептал Лабарту и зажмурился. — Нет…

Кэри умерла, но Ашакку жива. Я чувствую это и не могу ошибиться.

— Лалия? — Син-Намму тронул его за плечо. — Что скажешь? Решение за тобой.

— Решение? — повторил Лабарту.

— Да, — кивнул корабельщик. — Раз Лагаш захвачен, может лучше нам подняться по Евфрату? В Ниппуре разгрузить корабли и по суше караваном дойти до Аккаде?

— Это безумие! — воскликнул торговец. — Повсюду эти дикари, а караваны — легкая добыча!

Мы поднимемся по Тигру… Чтобы быть ближе к степи, ближе к Ашакку. Чтобы придти ей на помощь, если она в беде.

Лабарту взглянул на Син-Намму и помедлил мгновение, словно размышляя.

— Верно, — сказал он наконец. — Дикари не плавают на кораблях, и по реке путь безопасней. Вот мое решение: как уплывали из Аккаде, так и вернемся обратно.

В воздухе витал едва приметный запах дыма, но разве осенью редки пожары? Люди трудились в полях, блестела вода каналов, стада спускались к водопою. И Лабарту уже готов был поверить, что этой земли не коснулась война — пока не показалась впереди пристань Лагаша.