Влада Медведникова - Бирит-нарим

До полудня было далеко, зной еще не сковал землю, но гребцы обливались потом, ворочая весла в уключинах. Не было попутного ветра, а идти против течения Тигра — непростая задача. Бурная, своенравная река не любит тех, кто с ней спорит. Но нужно торопиться — скорее, скорее миновать Лагаш. Ведь лодки на пристани вытащены на берег, и не торговцы и не лодочники толпятся там. Нет, там стоят чужеземцы, солнце блестит на их шлемах, на бронзе щитов. А ветер с севера так и норовит прибить корабли к причалу Лагаша…

С пристани закричали. Слова терялись за плеском воды и скрипом уключин, но и так ясно, — приказывают остановиться, прервать свой путь.

Лабарту обернулся к другому берегу, и ветер тут же отбросил волосы с лица, разметал и перепутал пряди.

Только ли из Лагаша следят за рекой?

И понял, что не ошибся.

На северном берегу, среди пальм и зарослей тростника прятались люди. Не видать их отсюда, но как скроешься от экимму? Лабарту чувствовал их — тепло тел, дальний жар крови, биение жизни. И знал, что людей там немало.

Те, что спустились с гор… Подстерегают корабли — богатую добычу…

Лабарту запрокинул голову, закрыл глаза. С пристани вновь закричали — властно, с угрозой, — но он не стал слушать. Незримым путем потянулся вперед, за реку, в сожженную летним зноем степь, и позвал:

«Ашакку!»

Сердце считало мгновения — одно, два, три — но ответа не было.

Она далеко. Лабарту вздохнул и открыл глаза, не зная радоваться или печалиться. Далеко, должно быть, скрылась от войны…

Свистнул рассекаемый воздух, и один из гребцов, вскрикнув, рухнул со скамьи. Вторая стрела, дрожа, вонзилась в мачту. Еще миг и корабль, казалось, охватило безумие: кто-то повалился на палубу, другой вытащил оружие, кто-то вскочил в полный рост, словно намереваясь прыгнуть за борт… Лодка качнулась, и Лабарту схватился за мачту, чтобы удержаться на ногах.

— Не бросайте весла! — закричал Син-Намму. — Гребите к другому берегу!

— Нет! — Лабарту рванулся к нему, но корабль вновь качнулся, вода хлестнула через борт. — Туда нельзя, там…

Не было нужды говорить — стрелы посыпались с обеих сторон. Вода пузырилась, корабль несло к пристани, Син-Намму выкрикивал приказы, и уже не весла были в руках у гребцов, а оружие. А потом повалил дым, едкий запах горящей асфальтовой смолы, — идущий впереди корабль вспыхнул, словно охапка сухого тростника.

Они стреляют горящими стрелами! Будь даже ветер с нами, нам не уйти по воде!

— Прыгайте! — призывал Син-Намму. Он стоял во весь рост, не страшась стрел, и в руке у него был меч. — Их не так много на причале, мы прорубимся и уйдем!

Лабарту оглянулся. Повсюду были люди, объятые страхом, безумием и жаждой битвы. Тела их мелькали, кровь сверкала, а солнце поднималось все выше.

— Нидинту! — крикнул Лабарту. — Кури!

Берег приближался. Воины там стояли врассыпную и стреляли, не переставая. И видны теперь стали сгоревшие склады, пустые торговые ряды, брошенные лодки…

Их и правда немного… Я легко прорвусь и тех, кто принадлежит мне, проведу — без труда.

— Нидинту!

И тут понял — вот она, вцепилась в его руку. Смотрит с надеждой и страхом, а рубаха порвана на груди, и сердце колотится часто-часто, сияющими, огненными вспышками.

А затем и Кури вырос у нее за спиной. Едва удерживался на ногах, но не выпускал меча из рук и не сводил глаз с хозяина.

— Прыгайте! — закричал Син-Намму, и ни ветер, ни треск пламени не смогли заглушить его слова. — Здесь мелководье, бросайте корабль!

— Держитесь рядом! — успел сказать Лабарту, а потом все смешалось, словно во сне.

Палуба накренилась, ушла из-под ног, и море взметнулось навстречу. Лабарту схватил Нидинту, и на миг их обоих захлестнуло с головой. Но они вынырнули — качнулось солнце над головой, кто-то закричал, совсем рядом пролетела пылающая стрела и, зашипев, угасла в волнах. Под ногами было дно реки, илистое, вязкое, и Лабарту устремился к берегу, не отпуская Нидинту. Та пыталась что-то сказать, но только кашляла и крепче цеплялась за хозяина.

Берега они достигли почти мгновенно — или показалось так? Лабарту обернулся, помогая рабыне выбраться из воды, и ему почудилось, что река кипит. Люди, обломки весел, тонущие лодки, клубы черного дыма и запах крови… В горле вдруг запершило, и Лабарту облизнул пересохшие губы.

Это не жажда… Мне далеко до жажды! Я…

— Лабарту! — закричал Кури. — Сзади!

Лабарту стремительно развернулся, едва успел понять, что мчится навстречу, и отпрянул, вскинув руку. У ног его упала стрела.

— Ты сбил ее! — выдохнула Нидинту. — Ладонью!

Я экимму, хотел он ответить. Что мне оружие людей?

Но не успел.

Стрелявший спрыгнул с крыши сарая. Боевой клич взрезал воздух, солнце блеснуло на бронзовых бляхах доспеха. И Кури, сидевший на земле, вдруг вскочил во весь рост. Взмахнул мечом, но не успел нанести удар, — рухнул на землю, и запах крови стал нестерпимым.

Время словно остановилось.

Я знаю эту кровь, я пил эту кровь! Как кто-то смеет!..

Лабарту перепрыгнул через тело Кури и ударил чужеземца. Тот отлетел к стене, мгновение стоял неподвижно, а потом сполз на землю, судорожно дернулся и больше не шевельнулся.

— Кури! — Нидинту бросилась вперед, упала на колени и снова зашлась кашлем.

Лабарту опустился рядом с ней, прикоснулся к руке раба, все еще сжимавшей меч. Но не было нужды проверять — знал, что сердце Кури уже не бьется. И лишь кровь его была еще жива — алое пятно расползалось по рубахе.

— Зачем? — спросил Лабарту, глядя в его остановившиеся глаза. — Зачем? Он ничего не смог бы мне сделать! Зачем?

Нидинту всхлипнула. Лабарту обернулся. Там, на реке, продолжалась битва, звенели мечи, кричали раненные.

Но что мне до того?

Одним движением Лабарту подхватил Нидинту на руки и вскочил.

— Не бойся, — только и сказал он и устремился прочь из гавани.

Город изменился. И в чем дело — и не поймешь сразу. И лишь потом замечаешь, что не играют на улицах дети, и женщины не ходят без сопровождения мужчин. Двери домов закрыты наглухо, либо вовсе сорваны с петель, и повсюду витает запах гари, — словно пропитались им стены и кровли.

Мой Лагаш…

Они остановились в тупике между домами, и Лабарту прислонился к стене, закрыл глаза, прислушиваясь. Нидинту прижалась к нему, будто был он ей защитником — отцом или братом — а не демоном, пьющим кровь. Лабарту машинально перебирал ее волосы, но мысли были далеко.

Лишь одного сильного экимму я почувствовал здесь, когда плыл на Дильмун. Пошел по солнечному следу и не ошибся, нашел хозяйку города. Но теперь…

Теперь все изменилось. За копотью и пылью, в лабиринте теплого движения человеческих тел словно бы два светильника сияли. Один ярче другого, и какой из них — Инанна-Атума? И оба они были далеко от площади, далеко от святилища богини любви и войны…