Влада Медведникова - Бирит-нарим

— Кто они? — еле слышно спросила Нидинту. — Почему они всех убивают? Это те дикари, что даже рабов не берут, это правда они?

— У северных ворот, — невпопад ответил Лабарту и открыл глаза. — Да, мы пойдем туда.

Нидинту взглянула на него, как на безумца, и больше не заговаривала. За всю дорогу до окраин не проронила ни слова — лишь крепче цеплялась за руку, когда Лабарту ускорял шаг, испуганно замирала, когда Лабарту вдруг останавливался и прислушивался.

На главной площади по-прежнему шла торговля — хоть и не так оживленно было, и среди рядов мелькали чужеземные воины. Но чем дальше от храма уходил путь, тем пустынней становились улицы. Все чаще встречались закопченные стены с вывороченной, разрушенной кладкой, и Лабарту мимоходом заглядывал в проломы. Но в заброшенных дворах не было людей, лишь собаки рылись в кухонных отбросах — и с воем разбегались, почуяв экимму.

— Где-то здесь, — сказал Лабарту и остановился.

Нидинту не ответила. Выпустила его руку и прижала ладони к груди, словно пыталась успокоить сердце. Дыхание ее было сбивчивым и быстрым.

— Инанна-Атума! — позвал Лабарту и оглянулся.

Где-то вдалеке вновь завыла собака, протяжно, тоскливо. Ветер шевелил сорванную дверную занавесь. Нидинту заслонилась от солнца, переступила с ноги на ногу.

— Инанна-Атума! — снова крикнул Лабарту. Сияющие отблески, видимые лишь внутренним взором, притаились рядом. И один из них совсем близко, но как угадать, за какой стеной? — Азу!

Едва приметно прошуршали шаги, в проломе стены шевельнулась тень. Лабарту шагнул и навстречу ему выскользнула жрица Инанны.

— Азу?

Она кивнула и закрыла лицо руками, но и мгновения было достаточно, чтобы увидеть лихорадочный блеск в ее глазах, темные круги под ними, и пересохшие, потрескавшиеся губы.

Лабарту одним прыжком оказался рядом и схватил ее за плечи.

— Азу, что с тобой? Ты…

Не было нужды спрашивать. Движения ее стали угловатыми и резкими, она дрожала, словно от холода, но тело ее под одеждой пылало, как раскаленная печь.

Жажда. Самое сердце жажды — давно уже настала пора пить кровь, не один день прошел с тех пор…

— Он пришел с кутиями, — прошептала Инанна-Атума. Даже голос ее стал надтреснутым и хриплым. — Он сильнее меня…Запретил пить мне кровь в городе, но сказал, что вновь отдаст Лагаш… если я семь дней проживу тут… сопротивляясь жажде. Сегодня пятый день, я…

Лабарту развернулся и схватил Нидинту.

— Вот кровь, которую я привез из Аккаде, — сказал он. — Она не принадлежит Лагашу. Пей!

И толкнул рабыню вперед.

Та не успела даже вскрикнуть — Инанна-Атума поймала ее и вонзила клыки в горло.

Нидинту, скованная чарами, безвольно обвисла в ее руках. Запах крови наполнил воздух, заслонил гарь и привкус войны. Лабарту закрыл глаза, а когда открыл, жрица Инанны осторожно опустила на землю мертвое тело и выпрямилась.

Глаза ее снова стали ясными, движения — уверенными и сильными. Она поклонилась и сказала:

— Это сладкая кровь.

Лабарту опустил взгляд.

Жертва, подарок Илку, лежала неподвижно, жизнь ушла из нее вместе с кровью. Волосы ее, неровно и коротко остриженные, разметались в уличной грязи, порванная рубашка сползла с плеча. Но лицо казалось спокойным — разве что тень удивления успела его коснуться. Умерла во власти чар…

Она расчесывала мои волосы… служила мне и поила своей кровью… хотела, чтобы я любил ее…Я говорил тебе, Илку, я не держу жертв!

— Да, — сказал Лабарту и поднял взгляд. — Чище утренней росы…

Инанна-Атума взяла его за руку и, казалось, хотела ответить, но вдруг замерла.

Совсем рядом был экимму, уверенный и сильный.

Солнечный свет, кровь и смерть отвлекли меня. Я должен был почувствовать раньше.

Лабарту встретился взглядом со жрицей, и та кивнула.

— Да, — проговорила Инанна-Атума. — Это он.

Солнце палило нещадно. Полуденный огонь его лился с небес, и тени отступили, съежились у ног. В этот час люди прерывают работу, спешат укрыться, ищут прохладу… Но битва на пристани — прервалась ли? Или некому уже там сражаться, лишь убитые остались и раненые? Корабли, должно быть, сгорели, и река уносит пепел их вниз по течению, к морю…

Но я рожден был в полдень, и если придется сражаться, то полдень для этого — лучшее время.

Лабарту выпустил руку Инанны-Атумы и невольно сжал кулаки.

Чужак не заставил себя ждать.

Сила его, подобно приливу захлестнула пустую улицу, опередила хозяина. Сердце учащенно забилось и, еще не увидев противника, Лабарту знал: Он ровесник мне, жил до потопа. Две тысячи лет ему, не меньше.

Чужак вышел из-за угла и остановился, не дойдя пары шагов. Прищурился, небрежно облокотился о стену. С виду — обычный человек, не слишком высок, и лицо из тех, что не запомнятся, если увидишь в толпе. Легкий кожаный доспех, иссеченный в битве, но оружия нет. И ни украшений нет, ни амулетов… Свалявшиеся волосы скручены в узел на затылке, а по губам блуждает ленивая усмешка.

— Ты нарушила уговор, — проговорил он, глядя на жрицу. — И должна покинуть город.

В моем Лагаше он смеет…

Лабарту сам не заметил, как шагнул вперед.

Инанна-Атума попыталась остановить его, но не успела. Рука ее лишь задела край рубашки, а возглас пронесся мимо сознания.

— Кровь, что пила она — мой дар, — сказал Лабарту. Еле слышное эхо повторяло слова. — Кровь моей жертвы, тебе не принадлежащей. Инанна-Атума ни в чем не преступила правила и не нарушила уговор.

Чужак окинул его внимательным взглядом, склонил голову набок. Легонько стукнул пальцами по стене — посыпалась пыль. Из пролома серой тенью метнулась кошка и тут же исчезла за углом, лишь след ее страха остался.

— Я так не думаю, — проговорил чужак и усмехнулся шире.

— Она не нарушила правил, — упрямо повторил Лабарту.

Ярость закипала в груди, яркая, как пламя жажды. И на миг показалось, что не дома вокруг, нет — пальмы и берег канала. Показалось, что не незнакомый экимму стоит впереди, а тот, рыжеволосый, надменный и гордый. Тот, кто пришел в Лагаш и нарушил законы. И после вызвал гнев людей и погубил пьющих кровь в земле черноголовых…

Эррензи.

Тот, из-за кого сошел с неба колдовской огонь и обрушился на Лагаш.

Белый, сияющий, прозрачный… И земля замерзает под ногами, а глаз не отвести — вот идет навстречу пламя, убивает все на своем пути, обрывает дыхание жизни…

— Ты откуда явился такой, защитник? — со смехом спросил чужак, и морок развеялся.

Лабарту сделал глубокий вдох. На языке осел вкус пепла, крови и страха.

— Из Аккаде, — сказал он. — Я хозяин Аккаде.

Чужак расхохотался еще громче, мотнул головой, привалился к стене. Лабарту стиснул зубы, крепче сжал кулаки. Азу шевельнулась у него за спиной, тронула за плечо, но он не обернулся.