Влада Медведникова - Предвестники Мельтиара

— Берите его, — сказал враг. — Он ваш.

И, развернувшись, пошел прочь.

Я смотрел ему вслед, пока он не скрылся за поворотом, — но вокруг него не было ни черных волн, ни пылающих искр. Словно все его песни стали невидимыми, скрылись.

— Ну не расстраивайся, — засмеялся тот, что держал меня. — Может, вы еще увидитесь.

Я взглянул на него. Он смеялся, и крылья в такт вздрагивали у него за спиной. Он был одет в черное, — как ушедший враг, как Лаэнар, как Арца, — и от этого казался еще более ярким. Он был так похож на Кимри, — те же рыжие волосы, тот же взгляд, — но на Кимри, ставшего лет на тридцать моложе.

Его спутник был темным, как тень. Стоял, скрестив руки на груди, смотрел на меня, оценивающе и мрачно.

Их всего двое. Это мой шанс.

Оружие по-прежнему висело у меня за спиной, — одну движение, и я смогу освободить его, нанести удар. Пусть песня смерти проложит мне дорогу, и сила врагов обратится против них.

Я не успел.

Рыжий коснулся перевязи, я услышал напев, звенящий в его крови. Разрушительная магия, способная расколоть стены, разбить цепи, — одна из тех песен, что я так мечтал выучить в Роще, но никто не захотел научить меня.

Перевязь рассыпалась, второй враг подхватил мое оружие, сжал на мгновение и швырнул на пол. Оно зазвенело, словно бьющийся лед, сотнями осколков рассыпалось по черным плитам. Волшебство, жившее в нем, умолкло, погасли все до единой песни, даже та, что Зертилен пел в день моего отлета.

Я так и не спросил, что он пел.

Я не узнаю этого никогда.

Должно быть, я застыл, глядя на осколки металла, — и новое прикосновение полоснуло меня, как раскаленный клинок. Браслеты треснули, — звук болью прошел сквозь сердце, — осыпались трухой. Моя песня все еще сжимала запястья и лодыжки, — но небо стало далеким, я больше не чувствовал его сквозь толщу скал. Стены и своды давили, воздух стал пустым и затхлым.

Я в плену. Я могу погибнуть, сражаясь, но не смогу победить.

— Идем, — сказал темноволосый.

Они повели меня вперед по коридору. Я перешагнул через россыпь деревянной трухи, через осколки металла. Я шел, не глядя на конвойных. Пол под босыми ногами был холодным, звуки движущихся лопастей, то приближались, то удалялись, зов волшебства прорывался сквозь них. Я старался смотреть по сторонам, запоминать: видел лестницы, уходящие в глубину стен, часовых у поворотов. Видел людей, одетых в желтое и красное — они смеялись, но замолкли, когда мы поравнялись с ними, — и одетых в черное, такие встречались нам несколько раз.

Я старался запоминать, но боль, пробившая мне сердце, не умолкала, говорила вновь и вновь: нет смысла, не убежать, не вырваться отсюда.

Только бы Тин добрался до корабля и предупредил Аник. Только бы Джерри и Лаэнар вернулись туда. Лаэнар должен был понять меня, он будет защищать Ниму. Если они не медлили, то корабль уже пустился в обратный путь. К утру они вернутся на Королевский остров, будут в безопасности. Король поймет, что крепость врагов неприступна, согласится искать новый дом в другом краю.

Только бы было так.

— Куда вы меня ведете? — спросил я.

Рыжий засмеялся, а его спутник ответил:

— После того, что ты сделал? В тюрьму, конечно.

В тюрьму, а не на казнь. Зачем я им нужен живым? Хотят что-то узнать? Но они знали, что мы прилетим. Знали, что Лаэнар будет с нами, знали даже то, какими песнями я изменил его.

Тюрьма. Я один раз поднимался в тюремную башню в Атанге — помнил высокие ступени, кованые двери, железные прутья на окнах — но никогда не думал, что окажусь за решеткой сам. Есть ли в здешней тюрьме решетки? Вряд ли. Должно быть, меня оставят в пещере в сердце гор: вокруг будут скальные своды, и ни единого окна, ни луча света, тишина.

Рыжий жестом велел мне остановиться, и я подчинился, взглянул вперед.

Коридор обрывался в шахту. Огромная, круглая, она уходила вниз насколько хватало глаз; и вверх, в сияющую высоту. Мерцающий свет струился в воздухе, поднимался, искрился как ручей в Роще в предрассветный час. И, как и ручей в Роще, он знал, что солнце появится в небе, он ждал утреннюю песню. Ее напев уже звенел в моем сердце, рвался наружу. Я протянул руку, зачерпнул сияющий поток.

Он звучал и струился, был рад, что я рядом.

— О, нет. — Темноволосый ударил меня по запястью, заставил опустить руку. Я повернулся к нему.

Его глаза были такими черными, что не различить было, злится он или спокоен.

— Слушай внимательно, — сказал он. Слова чужого языка звучали отчетливо и ясно. — Сейчас мы поднимем тебя наверх. Не дергайся.

— Иначе нам придется тебя вырубить, — добавил рыжий. Его голос был прерывистым и звонким, в нем бился сдерживаемый смех. — Мельтиар сказал, что ты наш — так что можем делать, что хотим.

Я не ответил, запрокинул голову. Что-то парило там, в вышине, — мерцающий свет обтекал преграду, струился дальше.

Тюремщики обняли меня с двух сторон, — их крылья со свистом рассекли воздух, пол ускользнул из-под ног, стены устремились вниз. Поток был вокруг меня, пел и звал, но мы мчались так быстро, что я не успевал вдохнуть его голос и зачерпнуть силу.

Несколько мгновений, — и полет прервался. Мы парили, крылья моих тюремщиков бились, стремительно и неистово, воздух вокруг них сиял.

Перед нами висела сфера, — размером с мою комнату в Атанге, — мерцала, как хрусталь в сумерках. Мне чудилось в ней движение, серебристый водоворот песен и голос ветра из моих снов.

Рыжий взмахнул рукой, и сфера раскрылась.

Я не успел увидеть, что внутри. Меня швырнули вперед, я упал, а когда обернулся, вокруг было лишь серебристое мерцание.

Пол подо мной был сумеречным, мягким, отзывался на прикосновения. Я медленно поднялся и огляделся.

Все вокруг было серебристо-серым: поверхность, на которой я стоял, купол потолка, перегородки выгнутые под стать стенам, и сами стены. Больше никого не было, я остался один.

Один внутри волшебной сферы. Внутри хрустального шара, ставшего моей тюрьмой.

Я сделал три шага, прикоснулся к вогнутой стене. Она поддалась под моими пальцами, — как натянутый парус. Я сделал глубокий вдох и запел.

Песня, знакомая с детства, — я столько раз пел ее вместе с учителем на берегу ручья, — коснулась сумеречной поверхности. Но не смогла пройти сквозь преграду, — отразилась, вернулась ко мне, влилась в сердце с новым вдохом.

Этот шар — зеркало для песен.

Лаэнар, позвал я.

Мысль отразилась, как и песня, прошла сквозь душу.

Я стоял, прижавшись к стене, и пробовал снова и снова, пел песни, звал Лаэнара и Тина. Но уже знал, — я не смогу прорваться сквозь эти стены.

Камень и железо — не преграда для волшебства. Но это тюрьма для магов, тюрьма для меня, она держит крепче любых оков, мне не вырваться.