Влада Медведникова - Предвестники Мельтиара

— Но Мельтиар не говорил…, - тихо возразила Амира.

— Он и не должен был, — ответил темный всадник. — Узнайте о своем враге все, что сможете, и тогда вы по-настоящему выполните задание. Идите.

Он развернулся. Я смотрела ему вслед, на серые крылья, плащом стелящиеся по черному полу.

Покров тайны — вот наша главная сила. Но сделать невидимой машину, внезапно появляться в небе — мало. Он прав. Мы никогда не покидали город, но он прав. Каждый из нас может войти в дом врага и узнать все секреты. Каждый из нас.

— Пойдем, Арца! — позвала Амира.

У ворот дежурила незнакомая девушка. Она касалась пульта на стене, огни вспыхивали и гасли под ее пальцами. Когда мы подошли, она обернулась и проговорила:

— Мельтиар сказал, чтобы вы пришли завтра, сейчас он там. — Она махнула рукой вверх.

Там. Где-то наверху, — может быть, туда можно взлететь, а может быть нет, и как он сказал, так мы и должны сделать. Прийти завтра.

У нас есть время.

— Если мы не можем пойти к Мельтиару, — растеряно проговорила Амира, — как же нам разузнать про этого всадника?

Мы тайна, мы страх, мы внезапный удар. Но чтобы действовать, нам не нужна машина и ночь.

— Я знаю как, — ответила я.

Я во сне.

Знаю об этом, ведь я не в обычном сне.

За спиной ветер, он сумеречный и легкий, он говорит со мной, как человек. Я слушаю его, говорю с ним, и мир меняется, течет, показывает мне то, что я должен увидеть. Я внутри видения.

Внутри нашей с Нимой тайны.

Нима близко, я слышу ее смех, различаю слова, но они ускользают и теряют смысл — ветер заслоняет ее от меня.

— Смотри, — говорит ветер. — Сюда причалили первые корабли.

Я высоко в небе, воздушные реки струятся сквозь меня, не касаясь. Подо мной земля — сумеречно-серая, как небо, как ветер, как я. Черные горы тенью вырастают из земли, движутся и разбиваются о берег. На море шторм, волны бушуют и пенятся, рвутся к земле. Море сильнее гор, оно сокрушает их. Воздух теперь полон соли.

Я хочу петь, я хочу лететь туда.

Но это сон.

— Нет, — отвечаю я. — Первые корабли причалили южнее Атанга.

— Здесь. — Ветер держит меня за плечи, заставляет смотреть вниз. На серебристой земле вырастает селение, полузаброшенный пограничный пост. Я сплю в одном из этих домов и помню об этом. — Здесь жили люди звезд, здесь была первая битва.

— Нет, — повторяю я.

Ветер указывает вниз.

Подо мной вспыхивают звезды. Они сияют осколками хрусталя, разгораются все ярче, земля становится все темней. Ветер течет между ними, превращается в свет, застилает все ослепительной сетью.

Сеть звенит, поет звуком ветра и голосом металла.

Песня флейты, голос раненой птицы — зовет меня, и тонет в грохоте шторма.

Я лежал, глотая воздух, пытаясь вспомнить все, что я увидел во сне, повторить каждое мгновенье и каждое слово. Меня выбросило в явь, швырнуло обратно в пыльный барак, в оковы тела.

Обычный сон рассеивается постепенно, но я вернулся не из обычного сна.

Я мысленно повторил сон трижды — слово за словом и мгновение за мгновением — и только тогда открыл глаза.

Потолок был слишком близко — я спал на двухъярусной кровати. Не удержавшись, я протянул руку, коснулся досок над головой. Наощупь они были такими же, как и вся явь вокруг, — теплыми и пыльными. Пыль плясала и колыхалась в воздухе, в солнечных лучах.

Солнце уже высоко. Нима, наверное, вернулась домой, развешивает пучки трав над крыльцом. Или сидит с учителем возле ручья. Или…

Я собрался с силами и слез с кровати.

Сны-видения не дают отдохнуть ни душе, ни телу. Я всегда чувствую себя потом так, словно не спал, а ходил где-то много часов. В каком-то смысле это правда.

Я хотел рассказать свой сон, но Нима была в Атанге, за стенами Рощи. На лодке туда лететь несколько часов, а скакать верхом — гораздо дольше. И мои слова не могут преодолеть этот путь — сколько мы с Нимой ни пытались, я не мог услышать ее и не мог передать ей свою мысль. В Роще говорили, что на это волшебство у Нимы не хватает сил.

Нимы здесь нет, а больше я никому не могу рассказать.

Когда я наконец вышел из дома, солнце уже пересекло зенит.

— Я думал идти будить тебя, — сказал Джерри. Он сидел на ступеньках, дым сигареты таял в пыльном воздухе.

Я опустился рядом с ним, нашарил в кармане сверток, наугад вытянул сигарету. Джерри щелкнул зажигалкой.

Мне попался желтый дым — с каждой затяжкой мысли становились все спокойнее, все яснее.

Чтобы понять сон, мне не обязательно рассказывать его кому-то.

— А где… — Я запнулся, вспоминая имя. — …Тин?

Ночью, когда мы вернулись, ополченцы обступили лодку. Факелы трещали и бились на ветру, Аник расспрашивала, а всадник отвечал. Я ушел спать, а они все еще говорили.

— Поехал с ними. — Джерри стряхнул пепел. — Вроде как дневной патруль.

— Аник согласилась его взять?

«Вы в первый раз вылетели и сразу привезли неизвестно кого!» Эти слова я хорошо запомнил.

— Ну, — усмехнулся Джерри, — она ругалась, что у него дырявые крылья. Но ему даже дали коня.

Я взглянул на небо. Оно было чистым, лишь с востока тянулись первые облака, прозрачные и легкие, как обрывки тумана. Первые знаки осени, в столице они ощутимей, чем здесь.

При свете дня пограничный пост уже не выглядел заброшенным, — я видел дорожки, протоптанные от барака к бараку, лошадей, пасущихся вдалеке. Слышал неразличимые обрывки разговора где-то рядом, чувствовал запах армейской кухни, мешающийся с запахами пыльной земли и диких трав.

Не так уж сильно пограничный пост отличался от казармы в Атанге.

Я затянулся и спросил:

— Где у них кухня?

— Там.

Джерри указал налево. Дорожки скрещивались, и одна из них вела к стоящему на отшибе дому. Над ним клубился дым, полупрозрачный, тающий в чистом небе. Глупо думать, что здесь все как в Атанге. Должно быть здесь топят деревом, а газа едва хватает на светильники.

— Ты лучше поторопись, — продолжал Джерри, — а то сейчас этот дневной патруль вернется и сметет там все.

Я кивнул и затоптал сигарету. Вкус желтого дыма еще не угас, теплом отзывался в кончиках пальцев, окутывал мысли, вел их легко и плавно.

— А почему они днем патрулируют? — спросил я. — Говорили, что все нападения были по ночам?

Джерри засмеялся, махнул рукой в сторону гор.

— Я сам проспал все, — сказал он. — Но вроде наблюдатель заметил что-то в небе, и они решили проехать по деревням, проверить.

Я почти знал, что хотел рассказать мне сон. Если я останусь здесь, если буду петь и слушать отзвуки давнего волшебства, сотни лет назад занесенного пылью, заросшего травой, — я пойму. Если первые корабли причалили здесь, то я найду здесь что-то.

Но какая бы магия не таилась тут, невидимая и забытая — это подождет. У нас были более важные дела.