Александр Слепаков - Повесть о советском вампире

– Ну, например, участковый, – сказал парторг.

– Так это он вам сказал? – удивилась Иевлева.

– Да, он, – подтвердил парторг.

– И что же он вам рассказал? – вспыхнула Иевлева.

– Здесь я вопросы задаю! – нажал парторг. – Вы прекрасно понимаете, что этот мужчина представляет опасность для населения совхоза, что предотвращение этой опасности является долгом партийной организации и органов милиции. Вы – образованная женщина и должны понимать, что опасности подвергаются дети, подростки, старики и старухи.

При слове «старухи» Иевлева еле заметно улыбнулась, как если бы хотела сказать, что не следует преувеличивать опасность, которой подвергаются старухи.

– Ну хорошо, – сказала Иевлева, – я скажу вам, что мне известно. Человека, о котором вы спрашиваете, я действительно встречала. Я не могу подтвердить факт его воскрешения из могилы, потому что я при этом не присутствовала. На вид он такой же нормальный человек, как и мы с вами. Я никогда не видела, как он пьет кровь. И ничего сверхъестественного в его поведении не заметила. Конечно, есть определенные странности – то, что он появляется только по ночам. Но, согласитесь, что и у других жителей деревни, как и города, очень много странностей. И слухи, которые возникают на этой почве, очень сильно преувеличены.

Тогда парторг сказал, что он рассчитывает на искренность, свойственную советским людям, что партия – это ум, честь и совесть эпохи и что перед партией нужно быть полностью откровенным, а нельзя быть откровенным только наполовину. И он просит Иевлеву ответить на вопрос, состоят ли они в интимной связи, как давно и как часто. И он просит ее рассказать об этом с максимальным количеством подробностей: когда познакомились, как и когда это было в первый раз и не заметила ли она, как женщина, каких-то странностей в его поведении и «я извиняюсь, в физическом устройстве».

По мере того как парторг формулировал эти вопросы, Иевлева заметила, что дыхание его участилось, лоб покрылся испариной, а глаза сделались влажными, и поэтому, когда речь дошла до «физических особенностей», Иевлевой овладело характерное для женщины отвращение. Она сама удивилась своей реакции. Отвращение не вызвало у нее естественного в подобной ситуации приступа агрессии. Ей было противно, конечно, но и как-то скучно. Без особых эмоций. Та часть ее природы, которая стала теперь природой ночного существа, делала нанесенную ей обиду настолько мелкой, незначительной, что Иевлевой было просто смешно все это слушать. Она спросила тихо, почти шепотом:

– Вам его член описать? Вам интересно?

Парторг ожидал всего, чего угодно, только не этого. Он опешил. Иевлева же продолжала:

– Какие именно особенности вас интересуют? Уточните ваш вопрос.

Парторг ничего уточнить не мог. Он погибал от смущения. «Что я тут нагородил?» – думал он. Он ведь понимал, что Иевлева явно «не его поля ягода». «Не для тебя цвету», – непонятно откуда всплыли в его мозгу слова, и парторг впал в тоску.

Иевлева между тем продолжала:

– А вы понимаете, что будет, если я ему расскажу про наш разговор? Вот вы меня пугали партийными последствиями. А стоит мне только слово сказать, вы же понимаете, он не будет действовать по партийной линии. Но вы, конечно, можете на него в райком партии пожаловаться – это ваше право.

Она посмотрела парторгу в лицо и поняла, что хватит. Просто, как говорится, лежачего не бьют.

В общем, никакой такой волнующей информации парторг от Иевлевой не получил. Ничего нового по сути дела не узнал. Разговор удовольствия не доставил. После разговора он почувствовал тяжелую злобу, которая вызвана была беспомощностью. Но совсем ничего он не мог не предпринимать, поэтому он позвонил в райком и попросил, чтобы патрульным, которых должны были прислать вечером в Усьман, выдали все-таки боевые патроны на всякий случай и проинструктировали о повышенной опасности.

После разговора с Иевлевой он так хотел, чтобы вампира этого, суку такую, застрелили. Прямо мечтал об этом. Вот он сидит в своем кабинете, и вдруг звонит телефон, и ему говорят: застрелили ночью, мол. Приводите эту Иевлеву на опознание.

Иевлева же получила новую информацию, из которой следовало, что участковый обсуждал ее с парторгом, это было очень неприятно. Она вышла за дверь в предбанник, где сидела секретарша, и дальше в коридор, где ходили бухгалтеры, счетоводы, бригадиры, технологи и зоотехники, агрономы и механизаторы.

В самом центре этой толпы, но, очевидно выделяясь из нее как чужеродное тело, стоял участковый с коробкой конфет.

– Разрешите в мой кабинет, – сказал участковый Иевлевой несколько деревянным голосом.

В кабинете участковый снял фуражку, вытер платком пот со лба, протянул Иевлевой конфеты и таким же скованным и неестественным голосом произнес:

Невозможно злиться на человека, когда он стоит с конфетами и декламирует про пожар голубой. И мужественный, но запевший про любовь участковый Иевлеву совершенно обезоружил.

– Кто-то, может, и отрекается скандалить, а я не отрекаюсь. Вы зачем меня с парторгом обсуждали? – спросила она, но уже без раздражения.

– Я с парторгом про вас вообще не говорил, – растерялся участковый.

– Он мне сказал, что знает про мои отношения с Фроловым от вас.

– Вот, сука, извиняюсь, – смутился участковый и добавил: – А я вам тут стихи читаю!

– А откуда же он знает? – спросила Иевлева.

– Да ему фельдшер сказал, – догадался участковый. – Парторга комар в шею укусил, он расчесал до крови, потом сам испугался и пошел к фельдшеру спрашивать: то это или не то… ну, вы понимаете. Вот ему фельдшер, наверное, про вас и рассказал.

– А зачем же он на вас ссылается? – удивилась Иевлева.

– А он догадывается, что я ему не все говорю! – признался участковый. – Так он же, извините, партийный человек. Ему обязательно надо тумана напустить, иначе он спать не будет. Если ему фельдшер сказал, он на кого хотите укажет, только не на фельдшера. А про ваши отношения он сам придумал. Ему моя Нинка нажаловалась, что меня с вами видели. Вот он на меня и указал, только чтоб про фельдшера не говорить. А то ж это смех один – взрослый мужик из-за комариного укуса к фельдшеру идет…

– А зачем вы пришли вчера в медпункт? – продолжала Иевлева.

– Потому что я за вас боюсь, – оправдывался участковый. – Я везде за вами хожу, потому что мне страшно. Я же не знаю, что он может сделать, я такого не видел никогда.

– Но вы же понимаете, кто он. Неужели вам не страшно за себя? – спросила Иевлева.