Глен Кук - Суровые времена. Тьма

Кроме того, Госпожа снабдила меня некоторыми приспособлениями и инструкциями по их использованию. Предполагалось, что я буду придерживаться их строго и устою перед искушением что-либо упростить. Множество солдат собралось, чтобы понаблюдать за моими действиями. Таглиосцы, в подавляющем большинстве, испытывали благоговейный трепет перед человеком, который, не будучи ни жрецом, ни кудесником, умел читать и писать, что заставляло меня чувствовать себя идиотом.

Указания Госпожи по существу сводились к необходимости уложить полукругом бухту из кожаной веревки, перекрыв самое опасное место, там, где первоначально стояли ворота. Точно такие же веревки, натянутые на деревянные колышки, перегородили дорогу. Я строго следовал инструкциям, никак не учитывавшим даже самый факт существования знамени. Даже если Госпожа и знала, что это не просто штандарт, она, похоже, не придавала ему особого значения.

Я наскоро оглядел нахально присвоенный нами бункер, паршивую землянку, где от пола до потолка было едва лишь три фута., Места могло хватить для четырех человек и связки бамбука. Вонища стояла страшная: с наступлением темноты никто не высовывался наружу по нужде. Дерьмовая халупа — но все лучше, чем мокнуть под дождем.

Как только Тень пересечет линию, отгороженную кожаной веревкой, пояснил я любопытствующим ребятам, ее поразит искра. Таким образом мы будем знать, где проходят Тени, сколько их, и куда они направляются. И можем поражать их, не растрачивая зарядов.

Парней требовалось как-то приободрить. Перспектива прошлой ночи сулила им слабую надежду дотянуть до утра.

— Это, конечно, не перина, — сказал я Тай Дэю, поглаживая землю, — но почему бы тебе не отдохнуть?

Сам-то я собирался прилечь позже, тем паче, что все равно намеревался совершать разведывательную вылазку. Ежели, конечно, удастся. Вылезши наружу, я удобно пристроился на обломке старой степы и принялся рассматривать крышу моей новой хибары, смастряченную из тенеземского шатра. Куда ни глянь, всюду попадались на глаза отобранные у неприятеля трофеи. Но это не внушало особого оптимизма: имелись все основания полагать, что через месяц мы окажемся такими же измотанными и изможденными, какими были после прорыва блокады Деджагора.

По существу, мы всего-навсего удерживали горный кряж, хотя еще и могли делать вид, будто представляем собой армию. Но у неприятеля не осталось ничего, кроме разрозненных отрядов Могабы. Интересно, что предпримет Могаба, когда узнает, как огорчительно сложились дела у Длиннотени.

Об огорчении речь, оно и навстречь. То, что я увидел, отнюдь меня не обрадовало.

У подножия склона, там, где дорога уже не была дорогой и представляла собой лишь раздолбанную полосу грязи, появился дядюшка Дой. Подняв глаза, он таращился на Врата Теней. Появись он попозже, в сумерки, я бы его, наверное, не заметил. Позади него, поотстав ярдов на пятьдесят, плелась матушка Гота. Она ворчала так громко, что некоторые слова я мог разобрать даже на таком расстоянии. За спиной у обоих виднелись здоровенные узлы, наводившие на мысль, что они вновь решили присоединиться ко мне. Похоже, они стали профессиональными бродягами.

Я запустил камешком в ворону. Сам не особо целился, и птица не шибко испугалась — просто увернулась. С приходом сумерек птиц стало немного, хотя, признаться, их и днем не было без числа. Любопытно, что бы это значило? Вроде бы мы еще не дошли до того, чтобы жарить ворон.

Может, они все улетели к своей мамочке?

— Тай Дэй, — сказал я, — как случилось, что твоя мать и дядюшка Дой оказались здесь?

Тай Дэй высунулся из землянки, отпустил пару бранных словечек на нюень бао и вернулся назад. Создавалось впечатление, будто он напрочь утратил почтение к старшим.

Ответа на свой вопрос я не получил.

Проверив амулет, так и не возвращенный Костоправу, и оценив высоту отгоняющей Тени свечки, я решил, что у нас все будет в порядке. Хотелось в это верить.

Но какой-то мудрец, не мне чета, говаривал: «Никогда не доверяй колдунам».

Я закрыл глаза и принялся ждать.

— Эй, Мурген, ты знал ребят по имени Качала и Грузило?

Я открыл глаза.

— Рыжий, сукин ты сын! Какими судьбами? Я ж тебя полгода не видел. Как дела?

— Как сажа бела. Я уж и забыл, когда мы встречались. Но, худо-бедно, руки-ноги при мне, и я еще дышу.

— Выходит, ты опять обскакал судьбу — для солдата это немало. А Качалу я помню. Он джайкури, и все его близкие погибли во время осады Деджагора. Он прибился к нам, когда мы вышли из города, а раньше, вроде бы, был каменщиком, но уже числился нашим, когда мы накрыли Обманников в Роковом перелеске.

— Точно, тот самый малый. Он и на Чарандапраше здорово себя показал.

— Ну а другой, как его там… Грузило? Я его не припоминаю.

— Он вроде бы из тенеземцев. Попал к нам в плен: сначала работал, а потом принял присягу. Правда недавно, примерно месяц назад.

— Ну а мне-то до них какое дело?

— Оба погибли прошлой ночью. Я решил, что тебе нужно об этом знать. Ведь ты заносишь имена погибших в Анналы.

— Спасибо, что вспомнил. Хотя не уверен, что мне это нравится.

— В каком смысле?

— Да в том, ребята, что вы вспоминаете обо мне, только когда кто-нибудь из парней дает дуба. Приходите и говорите, чтобы я помянул его в Анналах.

— Уходил бы ты из штаба, Мурген. Возвращайся в строй. Тогда ты снова станешь не одним из них, а одним из нас.

Вот ведь чертовщина. Похоже, я и сам не заметил, как превратился в штабную крысу.

— Может, ты и прав. Теперь, когда мы захватили Хозяина То ней, предстоят некоторые перемены. Я буду иметь в виду твое предложение.

Рыжий хмыкнул. Он не слишком поверил моим словам, но отправился к своим парням с чувством исполненного долга. Меняв передернуло. С плато тянуло холодным ветром, и мне показалось, — хотелось верить, что только показалось, — будто он нес с собой запах Кины. Мне припомнился ветер, дувший на равнине смерти. Я подумал о том, чтобы навалить побольше камней к основанию знамени — оно содрогалось под напором ветра, — но поленился.

Хотелось бы погреться у костра, но по эту сторону Вершины с топливом дела обстояли плохо. Все доски, палки и щепки использовались лишь для приготовления пищи. Правда и готовить, кроме разве что горького корня, было нечего.

«Ты научишься обходиться без света», — припомнилась мне цитата из старых Анналов.

Прямо перед моим носом появилась пара сапог. Принадлежавших дядюшке Дою — я понял это, заслышав бурчание как всегда отстававшей от него матушки Готы — с такой походочкой она никак не могла за ним поспеть.

— Дядюшка, — промолвил я, не поднимая глаз, — чему обязан сомнительному удовольствию видеть тебя после столь долгой разлуки?