Вера Огнева - Дети вечного марта. Книга 2

— Ты это… ты князю не сказывай про границу. Ну, что я тебя сюда водил, — шепнул ему Горюта.

— Почему?

— Не велел он мне, да я не сдержался.

— А воины твои не проболтаются?

— Эти-то? Нет.

За словом стояла такая уверенность, что Санька, ни минуты не сомневаясь, поверил. А там, вовсе отмякнув, занялся обычной повседневной работой, к которой за время странствий с арлекинами успел привыкнуть.

— Господин Александр, да брось ты седла. Мы сами утащим. Иди к костру. Апросим тебе чаю заварил.

— Зачем?

— Не знаю… Князь всегда на привале первым делом садится чай пить.

— Я не князь. Отойди, не то седло на ногу уроню.

— Ну, как заешь.

Суета с шатрами и манатками скоро кончилась. Народ собрался у костра. Кони паслись рядом, далеко не отходили, сторожко прядая ушами. Горюта велел расстелить попоны. Санька с удовольствием растянулся на кошме. За два дня так набил задницу — хоть завтра вообще в седло не садись.

И вроде вырос в деревне, а к верховой езде был не приучен. Тятя на такое баловство смотрел неодобрительно. Другие пацаны катались себе, и ничего. Стоило маленькому Саньке забраться в седло, скотина начинала артачиться. Тятя ругался: ты вроде не волк, а кот, что же она тебя шугается? Годам к пятнадцати это прошло. Но как не привык с детства, так потом и не приохотился. А тут — пришлось.

Попона знакомо пованивала мокрой шерстью, лошадиным потом, горькой травой, которую сыпали от блох. Хотелось лежать и не шевелиться.

Все возвращалось. Ты дома, вокруг люди, которым ты как брат…

— Господин Александр.

— А? — Санька успел задремать.

— Есть будешь?

— Давай. Эй, погоди. Это что?

— Князь велел тебя отдельно кормить. Колбаса тут, фрукт какой-то. Вино… О! Вино.

— Разливай на всех, — скомандовал Саня. — И колбасу режь.

— Как можно…

— А мне похлебочки плесни. Упрела?

— Упрела, упрела.

— Слышь, господин Александр, что-то ты не больно важный?

— Да с какого бы кваса? Я в деревне вырос. В Камишере.

— А у нас говорят, ты княжеского рода. Зря, что ли, Пелинор тебя своей племяннице в женихи определил?

Они его стрекали вопросами. А Санька и не думал уворачиваться. Они были почти свои. Почти, как дома. И одновременно в чем-то похожи на арлекинов. Когда вспомнил товарищей, тоскливо засосало под ложечкой.

— Тебе как в наше приграничье пробраться удалось? — перебил общий гомон Горюта. — У нас всяк знает, сюда особо хода нет. Клим, ты с той стороны прибег, расскажи господину Александру, как добирался.

Мосластый, кадыкастый Клим пустился в пространное повествование. Выходило, вообще чудом жив остался.

— А ты, господин Александр?

Санька понял, они его пытали не ради пустого любопытства. Вроде и смеются, а в лицах — настороженность. Хотя, оно и понятно: не сегодня-завтра кот может стать им законным господином. Стало быть, тут прямой интерес: кто таков, чем жив, как вообще сюда попал? Есть и другая сторона: надобно мужикам узнать, нет ли какой лазейки в обход Пелиноровых кордонов? Вдруг господин кот нашел потайную тропку, по которой они, случись нужда, утекут от князя с его медведями. Потому и разговор с Камишера начали. Случись лихое время, они отсюда, с непростой пограничной земли, которая встряла между двух огней, переметнутся прямиком в чисто людской Камишер. Что там жизнь потруднее станется, то им — безразлично. Зато в Камишере над ними не будет ни подлой герцогской власти, ни терпимой, но тяжкой, как медвежья лапа — Пелиноровой.

И еще он понял — прав Горюта — эти не выдадут. Почему понял? А леший его знает. Раньше бы сто раз перевернул собственную думку, и так и эдак на нее посмотрел, да и бросил бы за невозможностью решить. Душа к ним лежала. К иным с опаской, а к этим — со всем нашим удовольствием.

— У меня особая дорожка, — начал Саня. — Никому другому по ней не пройти.

— Где один проскочил, там и другой пролезет, — возразили ему вежливо, но настойчиво.

— Не веришь? Спроси Шака, или собаку.

— Так они мне и ответили! Конь еще туда-сюда, а собака твой круче нашего князя смотрит. Я когда мимо него иду, поротая задница саднит, — хмыкнул один из мужиков.

— А правда, что арлекины детей воруют? — спросил племянник Горюты, ходивший в свой первый рейд, и тут же огреб от дяди длинного леща.

— Ты че? Ты че дерешься?

— Думай, что говоришь, — рявкнул дядя.

— Господин Александр, а ты прямо из Камишера к нам, или как? — задал вопрос по существу, кто-то невидимый, закрытый костром.

— Я из дому три года как ушел. Свет хотелось повидать. Да и вообще… — Санька не желал вдаваться в подробности. Они им нужны? Нет. Значит, пропустим. — На юге не понравилось. В западных землях — не ахти, но жить можно… было до недавнего времени. Раньше-то там свои порядки были. Люди и не люди жили бок о бок, даже несмотря на всеобщее герцогское уложение. Кое-где, правда, в города аллари без особого разрешения не пускали. Я такие места обходил. Работал. В Кленяках…

— Знаю Кленяки, — перебил его один из воинов. — Сахар там еще варят?

— Варят. Раньше варили, — поправился Саня. — Сейчас туда герцогская армия пришла.

— Ого! С чего бы?

— Камишер границы закрыл. Решили, значит, жить сами по себе, а герцогу — кукиш. Я как раз к арлекинам прибился. Мы на фест собирались…

— Это что?

— Каждые пять лет арлекины собираются в герцогском дворце, показать свое искусство. Герцог выбирает победителей. Они до следующего феста живут в столице при дворе.

— Везет кому-то, — вякнул племянник. За что схлопотал еще одного леща.

— Мы к тракту вышли, — продолжал Саня, — там армия. Еще чистюки.

— А это кто? — спросил молодой воин по имени Друз.

— Бандиты, которые на аллари охотятся.

— Ну, это уже совсем не знаю что… не врешь, господин Александр? — врезался в разговор, родившийся в пограничье и не знавший иных законов, Горюта.

— Не врет он, — подтвердил Клим. — Они еще лет пятнадцать назад объявились. Сначала в столице, как бы не в самом герцогском дворце. И вроде — вне закона, а с другой стороны, никто их особо не ловит. Поганое семя… — Клим замолчал, сжимая и разжимая кулаки.

— Ты с ними встречался? — спросил Горюта у Сани.

— Было.

Теперь пришло время, коту уставиться в огонь. Не мог смотреть людям в глаза. И давно вроде было, и забываться уже стало, а все равно — человека убил. Не просто убил — растерзал. Объясняться — лишнее. Не их это дело.

— Это ты от чистюков так удирал, что не помнишь, как в Невье очутился? — У Клима сделалось злое лицо. Блики и тени кривили вспотевший лоб и щеки.

— Ага. — Саня вовремя спрятал руки. Когти начали зудить, вот-вот полезут. Спрятал и спохватился, что зря сторожится. Он тут почти уже господин. Пусть бы привыкали. А с другой стороны, покажи он сейчас людям свои руки, удиви, напугай, и замкнутся, отойдут на почтительное расстояние, дескать, спокойной вам ночи, господин княжич, почивайте на перинах, мы уж тут сами…