Вера Огнева - Дети вечного марта. Книга 2

— У нас в Маке, — городок такой к северу от столицы, — была слобода, — заговорил Клим, глядя в огонь. — Аллари жили. Овраг обойдешь, за ним пригорок. Заборчик невысокий вокруг слободы. Мы мальчишками туда каждый день бегали, играли с тамошней пацанвой. Взрослые тоже: то скотина заболела, то птица, то огородная какая надобность — все в слободу. Потом у аллари девушка пропала. Девчушка совсем. Ее в лесу нашли… далеко. Мы искали, кто мог ребенка…

Не нашли. А потом в овраге наша девушка обнаружилась… тоже истерзанная. Тут, откуда ни возьмись, пришел целый отряд герцогских егерей и всю слободу — под корень. До единого.

Я тогда ушел из Мака. Люди как с ума посходили. Никто разбираться не стал. А некоторые егерям помогать кинулись. Я пытался отговаривать, дураку ведь ясно — обе смерти подстроены. Мы же с этими мальчишками росли вместе. Меня не слушали. Самого чуть ни прибили.

Ушел я, а через год в другом княжестве наткнулся в трактире на компанию чистюков. Они там перепились, разодрались, орали друг на друга. Слышу, наш городишко поминают. Это они — девушек… и так подстроили, чтобы все свалить на аллари.

— Стало быть, они и на западе хозяйничают? — спросил Горюта.

— Я два раза их встречал, — Саня твердо посмотрел в глаза Климу. — Первый раз отогнал, а второй…

— Они тебя?

— Что от них осталось, птички давно склевали! — зло выпалил кот.

Не хотел ведь говорить. Само вылетело. Им что теперь и про девку рассказывать, которая на него Законного колдуна натравила, и про рескрипт, по которому всем западным провинциям вменялось искать беглого кота-людоеда, и про то как его в коробе через границу везли, как цыгане к себе звали, про изодранный задок телеги…

— А потом вы, значит, на армию выскочили? — перешагнул старшина трудную тишину.

— Ага. И так от нее рванули, что в Невье очутились. У нас Шак свои тропинки знает. Хочешь, у него спроси.

— Ну, нет! Я к вашему коню и подходить-то боюсь. Посмотрит исподлобья, улыбнется — душа сама в пятки летит. Вроде обычный конь…

— Он из вольных кланов, — подал голос Клим.

— Откуда знаешь?

— Сам сказывал.

— То-то я смотрю, он в броне — как родился. Воин! — В словах Горюты звучало профессиональное уважение.

— А собака?

— Ха! — Опять влез в разговор племянник. — Болтают, что он вровень с нашим князем когда-то летал. Только — фьюить! — и улетел.

— Последний раз я тебя с собой беру, ботало коровье! — озлился старшина.

— А что я? Оно и так видно.

— Видно ему… язык придержи!

— А правду говорят, что арлекины своих девочек по кругу пускают? — спросил кто-то.

— О еще один языкатый! — Горюта полез с кошмы. Сейчас дотянется до дурака и примерно его накажет. Но старшина, качнув котелок, глянул на дно:

— Кто недоел, недопил — поздно! Кончай вечерять. Спать пора.

Саня испытал даже некоторое облегчение. Отвечать на последний вопрос не хотелось и… не моглось. Как им объяснишь про Сольку?

Все знают, дриады — вольные женщины. Живут сами по себе, семей не заводят. Да и кто такую возьмет? Боязно. Сегодня она тебе улыбается, песни поет, а завтра понравился проезжий молодец, и поминай, как звали. С Цыпой — вообще мрак. В глубине души Санька ее побаивался. И жалел. И сторонился. И, не смотря ни на что, понимал — другой такой на свете нет.

На другой день поднялись, едва забрезжило и пошли без остановок. Саньку будто в спину подгоняло. Он замкнулся, даже по сторонам особо не глядел. Горюта не дергал, тоже замолчал и только на коротком обеденном привале подсел, к державшемуся наособицу коту, и немного виновато попросил:

— Слышь, господин Александр, ты зла на моих ребят не держи.

— С чего бы?

— Наболтали они тебе вчера лишнего. Поди, клянут теперь свои языки-то. Князь наш…

Сане было трудно смотреть на то, как умудренный годами, не обиженный силой и отвагой мужик, мучительно подбирает слова.

— Суров, да?

— Ты тут недавно. Князь железной рукой держит приграничье. Под ним вроде не так страшно жить… только и с ним…

— На конюшню, что ли отправит? — попробовал Санька смять трагичность Горютиных страданий.

— На конюшню? Если бы. В донжон…

Кот вдруг всей шкурой ощутил сложность и трудность существования этого, понравившегося ему без всяких околичностей, простого человека.

Остальные воины нет-нет да посматривали в их сторону. Значит, Горюта — выборный. Старшина — ему и ответ держать, и шапкой оземь за своих биться, и униженно просить безродного, случайно забежавшего и попавшего в княжеский фавор кота, о снисхождении.

— Отряд! — рявкнул Санька, поднимаясь с нагретого задницей камня. — Слушай меня. За вчерашний треп вы не в ответе. Я вас сам разговорил. А кто лишнее в крепости сболтнет, это тебя касается, — в сторону языкатого племянника, — так и знайте: голову откушу. Есть, которые не верят? Нет. Будем считать, договорились.

И только у самой крепости он задал Горюте вопрос, который мучил его всю дорогу:

— Что у князя в донжоне?

Старшина долго молчал. Зубчатая стена загородила полнеба. Заскрипел, опускаясь, поднятый по ночному времени, замковый мост. Еще немного и они разъедутся. Санька пойдет в княжеские покои, Горюта — в казарму. Кто знает, придется ли еще когда откровенно поговорить.

— Отряд! По одному, шагом, в ворота пошли! — скомандовал старшина, встал в сторонке и слегка придержал Саньку за рукав.

— Тут, видишь ли, господин кот, народ собрался по большей части вольный. Я князя не виню, что он в замке завел крутые порядки. Есть людишки, которых другими-то не удержишь. Только…

— Что в донжоне? — жестко перебил Санька.

— Яма с медведями-людоедами.

Крепость встретила шуршанием. Когда в первый раз въезжал в эти ворота, пряча когти за бортиком Шаковой телеги, встречала изумлением, настороженностью и топорами наголо. Сегодня — тихим заспинным шорохом. К старшине, к воинам подходили, заговаривали, уводили коней и самих отрядников. Саню людской поток обтекал. С ним здоровались, даже улыбались, только как-то вскользь. Мелькнет знакомый, поклонится — здоровья, княжич — и канет, не дожидаясь ответа.

Санька на заплетающихся ногах дошел только до середины лестницы в княжеские покои, когда дверь с грохотом распахнулась, и на порог вывалился сам хозяин.

— Нелегкая их разбери! Не разбудили! О! Да ты едва на ногах держишься. Давай, давай, проходи. Бера! Александр вернулся. Топи баню.

— Не надо, — отговорился Санька. — Я только умоюсь и — спать. С утра в седле.

— Как там? Граница как?

— Нормально. Никакого шевеления. Тишина, покой, порядок. Проехались туда сюда без происшествий.

Санька говорил, ощущая ненужность своего отчета. Князь внимательно слушал, кивая в такт словам. Но кот-то чуял, что господин хранитель границы также кивал бы, расскажи ему о прошлогоднем снегопаде в Камишере. Кивал бы и поддакивал: ага, ага, я так и думал. Другое дело, что спросить владетельного синьора в лоб, что, мол, происходит? недоставало душевных сил. Физических тоже почти не осталось. Засомневавшись уже во всем, Санька решил поспать, а завтра на свежую голову разбираться с предчувствиями и непонятками. Спросил еще только: