Робин Маккинли - Красавица

– Остаток пути я почти не помню, – закончил отец. – Cнова пошел снег. В одной руке я сжимал поводья, в другой – розу. Очнулся, только когда конь выбрался на опушку и я узнал наш дом на лугу.

Отец умолк и, словно не в силах глядеть на нас, отвернулся к огню. Тени от неутомимого пламени закружили розу в хороводе, и она будто кивала своей алой головкой, подтверждая рассказ отца. Мы все сидели как громом пораженные, сознавая лишь одно: в дом снова пришла беда. Мы словно вернулись в тот день, когда узнали о внезапном разорении. Тогда мы еще не представляли, чем обернется для нас потеря состояния и дома, но сразу оцепенели от нехорошего предчувствия. Теперь дело обстояло стократ хуже – речь шла о жизни отца.

Не знаю, сколько длилась эта тишина. Я посмотрела на розу, безмолвно и безмятежно алевшую на камине, и вдруг услышала собственный голос:

– Когда выйдет срок, отец, я вернусь в замок с тобой.

– Нет! – вскричала Хоуп.

– Никто туда не вернется, – заявила Грейс.

Жервен, нахмурившись, уставился в пол. Отец не отрывал взгляда от пламени в камине.

– Кто-то должен туда вернуться, Грейс, – наконец проговорил он. – Но я поеду один.

– Нет, – возразила я.

– Красавица! – взмолилась Хоуп.

– Отец, – настаивала я, – Чудище ведь пообещало, что не тронет меня.

– Мы не можем рисковать твоей жизнью, дочка.

– Гм. А твоей, выходит, можем?

Отец понурился:

– Она и так на исходе. А ты молода. Спасибо за предложение, но я вернусь один.

– Я не предлагаю. Я еду.

– Красавица! – прикрикнула на меня Грейс. – Прекрати, отец, зачем вообще кому-то ехать? Не явится же Чудище за тобой сюда в самом деле. Здесь тебе ничто не грозит. Его владения кончаются за воротами.

– Вот именно, – подхватила Хоуп. – Жер, скажи им. Может, они хоть тебя послушают.

Жервен вздохнул:

– Прости, Хоуп, сердце мое, но я вынужден согласиться с отцом и Красавицей. Давши слово – крепись.

Хоуп ахнула и, залившись слезами, уткнулась в плечо Жервена, который принялся гладить ее по каштановым волосам.

– Если бы не роза, я и сам бы нипочем не поверил… Это я виноват. Надо было предостеречь вас получше, – тихо сокрушался Жервен. – О том, что в лесу нечисто, рассказывали еще деды и прадеды. Надо было мне прислушаться.

– Ты прислушался. Ты же велел нам не ходить в лес, предупреждал, что он древний и опасный и что о нем много странных слухов бродит…

– Нет, парень, ты тут ни при чем, – заверил отец. – Не казни себя. Это моя дурная голова повела меня через лес в пургу. Виноват я один и никто больше, мне и расплату нести.

– Слухи… – проговорила Грейс. – Мы с Хоуп слышали, что в лесу живет Чудище, страшилище, которое поедает всех тварей, бегающих и летающих, и поэтому в лесу нет дичи. А еще оно заманивает путников на погибель. И оно очень, очень древнее, как холмы вокруг, как деревья в лесу. Мы ничего вам не рассказывали, потому что боялись, вы нас засмеете. Это нас Молли предостерегала, чтобы мы не ходили в лес.

Я оглянулась на Жера. За два года мы ни разу не возвращались к тому, о чем он рассказал мне той первой осенью.

Хоуп перестала плакать:

– Да, мы думали, это все чепуха. А ходить в этот жуткий лес у нас и без того не было ни малейшего желания. – По щекам сестры вновь заструились слезы, однако она выпрямилась, прижимаясь к Жервену, обнимавшему ее за плечи. – Ох, отец, неужели ты не можешь взять и остаться?

Отец покачал головой.

– А что в ваших седельных сумках? – вдруг спросил Жервен.

– Да ничего особенного. Немного денег – я думал купить корову, чтобы не возить молоко для малышей из города, но, боюсь, там и на корову едва хватит.

Жервен встал, не выпуская руку Хоуп, и склонился над седельными сумками, со вчерашнего вечера лежавшими в углу. Грейс и Хоуп, всегда исправно следившие за порядком в доме, почему-то не решились их тронуть.

– Когда мы с Красавицей вчера их тащили, они показались мне тяжеловатыми.

– Разве? Да нет же. Откуда там тяжесть? Они почти пустые. – Преклонив колени рядом с Жервеном, отец расстегнул одну из сумок и с изумлением вытащил две дюжины превосходных восковых свечей, льняную скатерть с изящной кружевной каймой, несколько бутылок выдержанного вина и бутылку еще более выдержанного бренди, серебряный штопор с головой грифона (красные глаза подозрительно напоминали рубины). Бережно завернутый в кожаный кисет, на свет появился нож с костяной ручкой в виде вытянувшегося в прыжке оленя, заложившего за спину ветвистые рога. Дно мешка по самое запястье наполняли монеты – золото, серебро, медь, латунь. Под грудой монет скрывались три деревянные шкатулки, на полированных крышках которых блестели инкрустированные перламутром инициалы – Г., Х. и К.

– Грейс, Хоуп и Красавица… – догадался отец и раздал шкатулки.

Сестры принялись извлекать одно за другим золотые ожерелья, жемчуга, бриллианты и изумруды, серьги с топазами и гранатами, сапфировые браслеты и опаловые перстни. Вскоре на домотканых подолах заискрились груды самоцветов.

Моя шкатулка была до краев наполнена коричневато-зелеными неровными катышками. Я зачерпнула горсть, и они с шелестом заструились сквозь пальцы обратно в шкатулку. И тут меня осенило.

– Семена розы! – рассмеялась я радостно. – А Чудище, оказывается, с юмором! Мы бы с ним, кажется, поладили.

– И не думай, Красавица! – осадил меня отец. – Я никуда тебя не пущу.

– Как, интересно? Привяжешь? Я поеду. Более того, если ты прямо сейчас не пообещаешь взять меня с собой, когда выйдет срок, я убегу сегодня же ночью, как только все заснут. Ты ведь сам говорил, замок найти легко – достаточно всего лишь заблудиться в чащобе.

– Слышать невыносимо! – заявила Хоуп. – Должен же быть какой-то выход.

– Нет никакого выхода, – покачал головой отец.

– И ты согласен? – спросила Грейс Жервена; он кивнул. – Тогда придется и мне поверить, – медленно проговорила она. – Кто-то должен поехать. Но не обязательно ты, Красавица. Я могу.

– Нет, – возразила я. – Розу сорвали для меня. Я младшая. И самая некрасивая. Не большая потеря для хозяйства. И потом, Хоуп без тебя туго придется с малышами, а я гожусь только дрова рубить и грядки полоть. С этим любой деревенский парень справится.

Грейс посмотрела на меня долгим пристальным взглядом.

– Ты же знаешь, я кого хочешь переспорю.

– Да, вижу, настроена ты решительно. Только не понимаю почему.

Я пожала плечами:

– Мне уже восемнадцать. Самый возраст для приключений.

– Я не могу… – начал отец.

– На вашем месте я бы ей уступил, – вмешался Жервен.

– Да ты понимаешь, что говоришь? – вскричал отец, вскакивая и роняя на пол опустевшую кожаную суму. – Я видел это Чудище, это страшилище, этот кошмар – а ты нет! И ты предлагаешь мне спасать свою жалкую жизнь ценой жизни моей младшей дочери, твоей сестры?