Робин Маккинли - Красавица

Я подняла глаза:

– Вообще-то, я собиралась доехать на нем только до замка, а потом отослать обратно с отцом. Как вы тут без коня?

– «Вздор, барышня. Он зачахнет, если ты уедешь без него», – напомнил Жервен с чужими интонациями. – Так что коня ты берешь с собой.

Я положила ложку:

– Не надо, Жер, не дразни меня. Я не могу его забрать. Он нужен вам здесь.

– Справимся без него, – уже обычным своим голосом заверил Жервен. – У нас ведь появилась еще одна лошадь – забыла? А если понадобится, купим вторую, денег теперь хватит. До твоего богатыря им, конечно, будет далеко, но нам и такие сгодятся.

– Но… – начала я.

– Возьми его, пожалуйста, – поддержала Хоуп. – Чтобы ты не казалась себе отрезанным ломтем. – Она принялась комкать в руках салфетку.

– Он ведь твой конь, – продолжал Жервен. – При всем его добродушии, он слушается и понимает только тебя. Может, он и не зачахнет, но любезности, как тебе, он нам точно оказывать не станет. Будет просто большой сильной скотиной.

– Но… – нерешительно повторила я. В глазах защипало от слез, и я поняла, что с Доброхотом мне действительно будет не так одиноко в замке.

– Хватит, – вмешался отец. – Я согласен с Хоуп. Так, по крайней мере, всем нам будет спокойнее на душе. И тебе тоже, не будь такой упрямицей. Понимаешь, дочка? – добавил он уже мягче.

Я только кивнула, боясь, что голос дрогнет, и снова взяла ложку. Напряжение ушло, мы снова стали обычной семьей, обсуждающей погоду, планы на предстоящий месяц и приготовления к отъезду младшей дочери. Мы приняли неизбежное, теперь надо было жить дальше.

Отпущенный срок пролетел быстро. Предстоящая разлука мало изменила наш уклад – мы просто свыклись с ней. Для соседей мы сочинили историю про дальнюю родственницу, которая на исходе жизни спохватилась, что остается без наследников, и решила взять к себе кого-нибудь из племянниц. В результате якобы выбрали меня как не самую незаменимую в хозяйстве, зато получающую наибольшую выгоду от жизни с тетушкой, поскольку там я смогу возобновить учение. Знакомые, хоть и жалели, что я уезжаю, одновременно радовались «небывалой удаче», выпавшей на мою долю. Даже те, кто не особенно жаловал книги и учебу, поздравляли нас из вежливости.

– Будешь приезжать на праздники, заходи к нам, не забывай, – напутствовала Мелинда. – Тетушка ведь тебя отпустит повидаться с родными?

– Да, обязательно заглядывай, – подхватила Молли. – Посмотришь город, нам расскажешь…

Мелинда хмыкнула. Городская жизнь, равно как и интерес к ней, вызывали у нее неодобрение. Мы-то еще, по ее мнению, легко отделались, и мой отъезд она принимала покорно, понимая, что тетушку, несомненно, надо уважить, однако все равно опасалась за меня.

– Что она, город не видела? – осадила дочку Мелинда, и Молли покраснела. Здешние тактично избегали расспрашивать нас о городской жизни, зная, в каких стесненных обстоятельствах нам пришлось перебираться сюда. – В любом случае, удачи тебе, Красавица! – пожелала Мелинда. – Только пообещай, пока не уехала, что навестишь и нас, когда будешь у своих.

– Обязательно. Если отпустят, – неуверенно ответила я. – Но спасибо на добром слове.

– Неужто не отпустит? Тетушка ведь, не чудище лесное… – удивленно бросила Мелинда в пустоту, а потом поцеловала меня на прощание, и они с Молли отправились домой.

Мы сидели на кухне. Отец в задумчивости курил трубку, Грейс чистила картошку, Хоуп кормила малышей, а я чинила подшейник на сбруе Доброхота. Жервен еще не вернулся из кузницы. Мы избегали говорить, на сколько я уезжаю – по словам Чудища выходило, что навсегда, и думать об этом было невыносимо, поэтому мы не думали.

Я поспешила нарушить молчание.

– Как знать, может, наша выдумка окажется не так далека от истины – и я действительно смогу возобновить занятия. Наверняка в таком большом замке найдется библиотека. Чем-то ведь Чудище должно заниматься, помимо того чтобы ухаживать за розами и пугать заблудившихся путников.

– Неизвестно. Чудище есть чудище, – покачал головой отец.

– Но ведь разговаривать оно умеет. Может, умеет и читать.

Грейс закончила резать картошку и высыпала ее на сковородку, где уже поджаривался лук. Жареная картошка с луком стала одним из самых моих любимых блюд здесь. Интересно, доведется ли отведать ее в замке? А пять лет назад я бы нос воротила от этого непритязательного блюда (приди нашему повару блажь подать такое к столу).

– Ты, Красавица, судишь остальных по себе, – возразила Грейс, – но ведь многие не находят в чтении ничего увлекательного. А уж греческий с латынью…

– Мне почти жаль это Чудище, – пошутила Хоуп, вытирая Ричарду томатный соус с подбородка. – Помню, как Красавица объясняла мне про склонения, а мне совсем не хотелось их учить.

На сковороде потрескивала картошка.

– Перестаньте! – остановил сестер отец.

Как раз вошел Жервен, и разговор оборвался. Жер протянул мне тонкий кожаный ремень.

– Вот, возьми, может, пригодится. Вряд ли какой еще от него прок будет.

– Спасибо.

– Ужинать! – позвала Грейс.

Зима окончательно сдавала позиции – та пурга, в которой заблудился отец, оказалась, судя по всему, последней, – и весна потихоньку вступала в свои права. Бегущий из леса ручей взломал корку льда по берегам и увлек ее вдаль в бурлящем потоке. Дорожку от дома к конюшне и кузнице всю развезло. Грейс приходилось подметать кухню и гостиную дважды в день, а я не успевала отмывать грязь с серого брюха Доброхота и кожаной сбруи, а про белые когда-то «чулки» на его ногах даже мечтать забыла.

Три недели мои розы не подавали никаких признаков жизни. Я опасалась, что семена могло унести потоками талой воды и грязи – я ведь не очень глубоко их сеяла, – и все чаще корила себя за недомыслие. Теперь они наверняка пропали и не принесут нам никакой радости. А все моя дурацкая опрометчивость – возомнила, что волшебные семена должны прорасти в мерзлой земле.

Роза на камине оставалась такой же свежей и яркой, как в первый день, когда отец вручил ее мне. Лепестков она больше не роняла и даже воду почти не пила. Грейс переставила ее из глиняной кружки в высокую хрустальную вазу, найденную в седельных сумках среди прочих изысканных вещей.

И вдруг, когда до отъезда оставалась неделя, я обнаружила под стеной конюшни три крохотных зеленых ростка. Затаив дыхание, я смотрела на них и не верила своим глазам, а потом помчалась к дому искать остальные. И нашла – под кухонным окном, выходящим к лесу, выстроилось не меньше дюжины. Это не могли быть сорняки (хотя я так отчаянно желала увидеть свои розы, что не удивилась бы, окажись эти ростки лишь плодом моего воображения). По фасаду дома тоже проклюнулся ровный рядок, и еще парочка робко высунула нежные зеленые головки у кузницы. Я вернулась в конюшню, куда и отправлялась с самого начала чистить и кормить лошадей. Теперь под стеной зеленели уже целых пять ростков! Наверное, оставшиеся два я просто не разглядела в первый раз.