Токацин - Чёрная река

— Тот же день, только клонится к вечеру, — наконец решился заговорить Натаниэль. — Тут ещё твоя палица валяется. Как теперь, в голове прояснилось?

— Да вроде бы, — Мьоль легонько похлопал себя по макушке и потряс ушами. — Только внутри мочёный локк, и ноги не держат. Ты не из мейтонских лекарей? Где-то я тебя видел.

— Ага, лекарь я. Ну-ка, съешь корешок, — велел Натаниэль, доставая из поясной сумы что-то чёрное, скрюченное и на вид обугленное. — Закусишь вот этим листом. Ничего, что горько. Воды дам, но позже.

Кесса, смахнув пылинки с Зеркала Призраков, повесила его себе на грудь. Теперь в нём отражалась только хижина — живых существ оно показывать не хотело.

— Больше я к червям не ходок, — скривился Мьоль, запивая снадобья водой из кессиной фляжки. — Так своё имя забудешь! А что в городе? Слышу, ящеры голосят…

— Это Флона, — хмыкнула Кесса, выглядывая из хижины. — Флона! Иди сюда, я тебе дам травы!

Двухвостка лишь громко фыркнула и прибавила ходу. Она бежала к сторожевым постам, и на её рявканье отзывались городские алайги.

— Она видит Фрисса! — охнула Кесса. — Пойдём, пойдём скорее!

— Фрисса? Это кто? Не червяк, надеюсь? — насторожился Мьоль. Он уже крепко стоял на ногах — и, подобрав палицу, пошёл следом за Натаниэлем. Кессу они догнали уже у самой ограды.

Речник уже поднялся по лестнице и теперь стоял наверху, пошатываясь. Его качнуло чуть сильнее, и он вцепился в ограду, но палки, оплетённые ветвями папоротника, не удержали его, и он опустился на дощатый настил. Кесса бросилась к нему, обхватила за плечи, с ужасом глядя на побелевшее лицо, покрытое испариной. От Речника пахло горелой кожей и едким сернистым дымом.

— Речник Фрисс, не падай! Что с тобой? Тебя ранили?!

— Черви… они уйдут, — прохрипел он и уткнулся макушкой ей в грудь. — Найдут… другое место.

— Хаэ-э-эй! — заорал кто-то из Иурриу, и мимо чужеземцев пробежали десятки жителей. — Они уходят! Уходят!

Земля мелко дрожала от сотен зарывающихся в неё тел. Кесса бросила взгляд на стену и увидела огненный вал, распадающийся на толстые нити. Черви ныряли в землю, один за другим, и пламя на равнине стремительно угасало.

— Кесса, пусти его! — Натаниэль крепко прижал пальцы к шее Речника и коротко вскрикнул. — Надо положить его, снять эту кожуру…

Он дёрнул ремни, скрепляющие доспех, и жёсткая кожа прищемила ему палец.

— Сейчас, сейчас… — Кесса, помогая себе зубами, ослабила ремешки, и Натаниэль стянул с Речника доспехи. Тот слабо зашевелился, открыл глаза.

— На Флону поднимите… — прошептал он. — Грудь болит… дышать…

Он прижал руку к сердцу и скрипнул зубами.

— Дыши глубже, — велел Натаниэль, подхватывая тяжёлое тело подмышки и втаскивая на панцирь Двухвостки. Кесса подсунула дорожную суму под голову Речника. Он дышал редко, прерывисто, и его бледная кожа была холодной, как родниковая вода.

— Это пройдёт, — Натаниэль прижал одну руку к груди Речника, поверх его ладони, второй прикоснулся к шее и что-то быстро шептал. — Воды принеси, умой ему лицо!

— Сейчас, сейчас, — пробормотала Кесса, мокрой ладонью утирая Фриссу лоб. Водяной шар стекал по его волосам, по панцирю Двухвостки, капая на дощатый настил.

— Фрисса ранили, да? Это черви?

— Ранили. Прямо в сердце, — буркнул Натаниэль. — Но он крепкий. Теперь его нельзя тревожить.

Он всунул Речнику в рот свернутый лист, пахнущий остро и резко, и Фрисс, пару раз сглотнув, передёрнулся и попытался встать. Его лицо уже не было белым, как мрамор, но дышал он ещё с трудом.

— Ложись, — Натаниэль надавил ему на грудь, укладывая обратно на циновки. — Вот тебе вода, пей, сколько сможешь. Лежи неподвижно, отдыхай.

— Червяки уползли! — Кесса хлопнула себя по бёдрам, вскакивая на ноги. — Ты видел?! Речник Фрисс прогнал их всех и вернулся живым!

Флона подняла голову и взревела, и дружным рёвом откликнулись алайги. Они стояли неподалёку, в улицах, выходящих к ограде. Хозяева забыли о них — плотным полукольцом они окружили чужеземцев и так стояли, перешёптываясь.

— Кесса! — Натаниэль посмотрел на один из тюков на панцире Флоны, схватил что-то и показал страннице. Это был свёрнутый лист, внутри которого пересыпались семена Кууси — сотни три, не меньше.

К Двухвостке подошли двое хесков. Они несли большую корзину. Поставив её в паре шагов от ящера, они поспешно отступили в толпу, а когда Кесса повернулась к ним, попрятались за чужими спинами. Толпа всё так же мерно гудела, и слов было не разобрать.

— Это еда, съестное, — Натаниэль привязал корзину к шипам Двухвостки. — Они принесли нам еду.

— Что с ними такое? — нахмурилась Кесса. — Не нравится мне это кольцо…

— Видать, обиделись, — прохрипел Речник, приподняв голову. — Где Альвин?

— Я вижу его, — кивнул Натаниэль. — Лежи! Я спрошу, что они там бормочут.

Он вернулся быстро, и с ним пришёл Альвин. Следом подошли двое стражников с копьями наперевес, остановились в стороне, хмуро переглядываясь.

— Теперь не надо уходить из Келиона, — сказала Кесса, поднимая на него взгляд. Она сидела рядом с неподвижным Речником и гладила его руку. Он лежал, прикрыв глаза, и его лицо покрывала испарина.

— Теперь тут не будет ни червяков, ни пустыни. Речник Фрисс отвёл беду. Его ранили, и он лежит без сил. Почему вы толпитесь вокруг и шепчетесь, и никто не поможет нам?

— Вам следует уйти из Келиона, — сказал жрец, глядя в землю. — Прямо сейчас. Мы не тронем вас, если вы это сделаете, но если вы задержитесь…

— Что?! — Кесса изумлённо мигнула. — Это ваша благодарность?!

— Вы — святотатцы, — сверкнул глазами Альвин. — Вы погасили священный огонь. Мы и так проявляем великую благодарность, сохраняя вам жизнь! Уходите, не испытывайте наше терпение!

— Сейчас я его так испы… — вскинулась Кесса, но Натаниэль, зашипев на неё, силой усадил её на панцирь Двухвостки.

— Хватит злиться. Мы уходим. Спустите нас с холма.

Подъёмник заскрипел, поворачиваясь на деревянной ноге, стражники пропустили под брюхом Флоны толстые ремни. Натаниэль осторожно обернул верёвками плечи и ноги Речника, крепко привязал его к шипам. Тело Фрисса безвольно покачивалось на панцире Двухвостки, и его ладони по-прежнему были холодны.

…Вода капала с мокрых ветвей, туман оседал на листьях папоротников и ручьями сбегал вниз по моховым прядям, и фамсы сновали вокруг, задевая путников плавниками. Сросшиеся ветки расступались неохотно, и Натаниэль, расцепляющий их, то и дело останавливался на отдых. Кесса сидела на панцире Флоны, под навесом из кожистых листьев, и с тревогой вглядывалась в лицо Речника. Он по-прежнему был бледен, и если бы верёвки не удерживали его, давно упал бы в мох.

— Дремлет? — тихо спросил Натаниэль, подойдя к странникам.