Токацин - Чёрная река

Он подошёл к большой глиняной чаше, чья ножка, причудливо изогнувшись, врастала в стену. Над сосудом нависала выступающая из камня рыбья голова — серебристая, блестящая, с маленькими плавничками по бокам и выпученными глазами. Из пасти рыбы потекла вода, и эльф подставил под струю каменный шарик, опутанный тесёмками.

«Вода приходит сюда сама,» — покачала головой Кесса. «Кто-то проложил ей дорогу в камне. Удобно…»

Она встала у окна, прикоснулась к краям узкой прорези, закрытой цветными стёклами, — и камни зашевелились под её пальцами, расползаясь в стороны. Стеклянная ширма поднялась наполовину, и в лицо Кессе ударил сырой холодный ветер. Она увидела поодаль синевато-серые базальтовые стены с узкими щелями окон, тёмно-зелёные черепичные крыши, поливаемые дождём, и ветви с серебристой листвой, вознёсшиеся надо всеми строениями. Что внизу, Кесса не видела, — там смыкались, закрывая двор от дождя, лиственные навесы, и под ними что-то шуршало, звякало, изредка фыркало и взрёвывало. Небо тонуло в серо-белосой хмари, и просвета в тучах не было. Кесса вдохнула холодный воздух и растерянно замигала.

— Почтенный Риланкоши! Скажи, какой сейчас месяц?

— Первый день Маринни, — отозвался эльф, перебирающий склянки и камешки. — Ты проспала тринадцатый Семпаль.

— Маринни?! — Кесса опустилась на скамью, ошеломлённо качая головой. — Была же середина Айкени!

— Да, помню, — Риланкоши с трудом сдерживал смех. — А ещё было начало Дикерта, и конец Олэйтиса был тоже. Довольно много разных дней прошло с тех пор, как Миннэн Менкайхизгу пришёл сюда. И вот новая зима на пороге… Хорошее время для сна.

— Первый день Маринни, — прошептала Кесса. — И Речник Фрисс уже пришёл в Кигээл, и все, кто погиб, снова живы… и все они вернулись в Фейр… все, кроме меня!

Она всхлипнула и сердито провела по глазам рукой. «Фрисс, наверное, подумал, что я разбилась насмерть! Как же он расстроился…»

Тканая завеса с шелестом откинулась, пропуская незнакомого авларина, растрёпанного, перемазанного кровью и напуганного до полусмерти. Влетев в залу, он упал на пол — так быстро, что Кесса решила, будто он споткнулся — и опустил рядом с собой шевелящийся свёрток из огромного листа. Наружу торчал плоский оперённый хвост, а с другой стороны норовила высунуться узкая зубастая морда.

— Беда! — выдохнул авларин, рывком разворачивая лист. Лежащее в свёртке существо испуганно забило крыльями. Их было четыре — два побольше, два поменьше — и на каждом — по три изогнутых когтя. Оно рванулось, приподняло окровавленную голову и снова рухнуло на ковёр.

— Вот даже как? — нахмурился Риланкоши, быстро ощупывая крылья и спину существа, и осторожно подул на его шею. Клок кожи вместе с перьями отделился от головы и висел на тонком лоскуте, обнажив мясо, но от дуновения боль, причиняемая раной, как будто стала слабее. Существо повернуло голову набок, слабо заскребло когтями по листу, и он порвался на части. Кесса вздрогнула. «Харайга!» — теперь она вспомнила, на что похоже это создание. «Харайга о четырёх крыльях! Какой демон научил их летать?!»

— Все кости целы, как ни странно, — сказал Риланкоши, поднимаясь с пола и открывая сундук. — И раны неглубоки. Сегодня полежит у меня, потом отнесёшь его в башню, но к соплеменникам не выпускай. Кто так с ним поиграл?

— Он влетел в загон к алайгам, — поморщился молодой авларин, склонившийся над зверем. — Наверное, ему хотели откусить голову.

— Следить надобно за своей живностью, — покачал головой Риланкоши. — Держи, пока я перевяжу его…

Кесса подобралась поближе и присела на скамью. Пернатый ящер снова повернул голову — его сверкающий глаз неотрывно следил за странницей, и дружелюбия в его взгляде не было.

— Отпускай, он уснёт, — сказал Риланкоши, сжимая пасть существа с двух сторон и переворачивая его на спину. Второй эльф посмотрел на вымазанные кровью руки, хмыкнул и пошёл к водяной чаше.

— Вот оно что, — Риланкоши перевёл взгляд на Кессу. — Ещё один поселенец, которому нужно выжечь печать. Этим же вечером и сделаю. Ты уже достаточно окрепла, чтобы вынести немного боли.

— Выжечь? — Кесса поёжилась. — А иначе никак? У меня были рисунки, но стёрлись…

— Поэтому мы печати выжигаем, — эльф оттянул ворот рубашки, показывая небольшой, но витиеватый узор чуть пониже ключицы. — Тут много разных созданий, Чёрная Речница. Лесные шонхоры — не самые опасные среди них.

— Шонхор — так называется этот зверь? — Кесса решилась подойти к спящему существу. Риланкоши положил его в маленький кокон, подвешенный к стене, и ящер, не просыпаясь, убрал голову под крыло.

— А это птица или ящерица? — спросила Кесса на всякий случай. — Оно не сродни харайге?

— Сродни, — кивнул эльф. — И летает прескверно. Однако этот лес не слишком хорош для птиц. Это лесной шонхор. Говорят, они водились и в ваших землях. Но знорки питали к ним такую ненависть, что от них не осталось и пёрышка. Не трогай его — он, как и ты, ранен и напуган.

«Это всё наяву,» — Кесса украдкой ущипнула себя, но зелёные стены, папоротниковые ковры и спящий ящер с четыремя крыльями остались, где и были. «Я в настоящем эльфийском замке, и тут меня знают. И это настоящие авларские эльфы, те, кто говорит со всеми живыми… Река моя Праматерь! Даже Речник Фрисс этому не поверит!»

За окном что-то взревело, Кесса бросилась к нему, но увидела внизу только навесы, а на стенах — лишь струи дождевой воды и серебристые листья. Риланкоши едва заметно поморщился.

— Надобно соблюдать осторожность, — пробормотал он. — Холодный ветер за окном, знорка. Прикрой его. Там закололи алайгу, ничего страшного в этом нет.

В коконе, почуяв чужую смерть, зашевелился шонхор, открыл зубастую пасть, попытался высвободить крылья. Авларин легко подул на него, издав несколько щёлкающих звуков. Ящер затих.

— А большая у вас крепость? — спросила Кесса. — Я видела из окна много стен и башен.

— Тут многим хватает места, — кивнул Риланкоши. — Даже зимой.

— А зимой вас становится больше? — слегка удивилась «Речница».

— Многие из лесных жителей зимуют у нас. Тут теплее… и спокойнее, — усмехнулся авларин. — Лесные дома по зиме пустеют. И ты, судя по всему, тоже будешь зимовать у нас.

«Зимовать…» — Кесса растерянно усмехнулась. Ей было не по себе — настолько, что по коже ползли мурашки. «Я всегда зимовала только в Фейре… А тут даже не пещера!»

— Мне надо вернуться на Реку, — нерешительно сказала она. — Там мои родичи… и Речник Фрисс. Я не думала, что уйду… так надолго.

— Холодные дожди уже идут, — пожал плечами Риланкоши. — А за ними с неба потечёт хашт, и он же поднимется из земли. Пятнадцать или двадцать дней — и явятся Хелигнэй, воины льда. Куда ты пойдёшь, и куда успеешь уйти? Ты не шонхор, чтобы перезимовать в дупле.