Анна Московкина - Колдун

– Вспомни меня. – Говорил ей Шип. – Мой голос в твоих мыслях, вспомни наши разговоры.

Сначала не получилось. Мысли путались. Жгло шрамы на спине.

Печать!

Вспомни…

Красная пасть с рядом белых острых зубов. Продолговатая голова с костяными пластинами за щеками, длинная гибкая шея, крылья.

… меня.

Поделиться с ним всем. Когда ты даже в мыслях не одинок. Когда внутри горит драконье пламя.

Шрамы горели.

И она увидела…

Шип спикировал, молодая лосиха мчалась быстро, часто перебирая длинными ногами. В глазах ужас.

Лосиха преодолевала путаницу веток, легко, ловко. Но шаг пришлось замедлить. Когти передних лап вспороли артерию на шее, задние вцепились в тушу, дракон снова взлетел. Теперь он двигался спокойно и смог почувствовать слабый зов на периферии сознания. Айрин была близко. Недостаточно чтобы говорить, но он почувствовал посестрицу почти физически. И её тоску тоже. Дракон долетел до проплешины, где его ждала Летта.

– Она в Красной Сопке. Скоро выступают. И еще что-то…

– Я знаю что. – Летта вспорола шкуру когтем и оторвала кусок плоти. – И мы пойдем им наперерез.

– Враги? – Шип толкнул подругу в бок.

­ – Друзья.

Айрин помотала головой, приходя в себя. Стало чуточку легче, будто часть грусти осталась там – за пределами ее разума. Она улеглась на скамью, подоткнула плащ и сразу уснула.

Отшельник сидел на своем любимом месте – на кривой скамеечке у самой кромки маленького горного озерца, сейчас эту кромку только скамеечка и выдавала – снег смазал границы, стер разницу между водой и сушей.

Отшельник мог сидеть здесь часами, недвижимый, спокойный. Его не трогал холод, ветер пронизывал насквозь. Совсем насквозь…

Отшельник не был стариком, но был далеко не молод. Волосы покрыл пепел, но не коснулась белизна, обветренное лицо без возраста, без примет, лицо, вырубленное из красно-коричневого дерева. Сухое сильное тело прятал балахон из грубой серой шерсти, кроме балахона на мужчине была длинная меховая безрукавка, шерстяные порты и суконная замусоленная шапка.

Дом Отшельника стоял чуть выше по склону, каменный подклет равнял уклон, но сам дом был скатан из темных еловых стволов. Низкая крыша под толстым слоем снега, из которого рукой, молящей о помощи, торчала труба.

Отшельник сидел и ждал. О приближении гостей он узнал загодя, как узнает человек, привыкший к полному покою. Находящиеся в движении и суете никогда не поймут такого знания, для них сложно заметить еще один круг на воде среди бушующего моря.

Для него же и маленькая рябь – знак.

Гости создавали много шума, хотя сами того не подозревали. Спугнули стайку свиристелей, заставили зайца бежать прочь со всех ног, скрипели седлами и громко дышали.

У отшельника были очень зоркие глаза, но видел он не только ими. Один из всадников оказался ему знаком.

– Здравствуй, старче! – молодой человек спешился и поклонился Отшельнику. – Примешь гостей на ночлег?

– Стол накрыт. Идите.

Второй гость пристально посмотрел на хозяина.

Отшельник не отвел глаз, позволил незнакомцу изучать его сколько тому угодно. В конце концов, гость моргнул и мрачно произнес:

– Надо расседлать коней и дать им сена.

– Я сделаю. – Сказал в ответ Отшельник и уверено забрал поводья у путников.

Гости пошли в дом к нехитрому столу. В кувшине ягодный морс, в корзинке свежие лепешки, козий сыр и грибная похлебка в чугунке в печи.

– У него огород, вон за той стенкой. – Пояснил знакомец Отшельника.

– Откуда знакомы? – второй пристально изучал избу изнутри. Лежанка у печи аккуратно застелена волчьей шкурой, печь небеленая, но чистая, у маленького окошечка стоит ткацкий станок, на полке немного книг, все разномастные, будто оставленные случайными гостями. В кухонном углу ряд ступок. Несколько деревянных из разных пород дерева, одна керамическая, две каменные и одна из непонятного серо-бурого металла. Тумба с ящиками, на тумбе ушат с водой, на гвозде рушник.

Вот и все хозяйство.

Мужчины разделись, сели за стол, молча начали есть.

Отшельник вернулся на свою скамейку и опять замер недвижимый. Будто никаких гостей не было.

Они заговорили только вечером. Отшельник и незнакомый ему гость.

– Как твое имя?

– Это важно?

Вопрос поставил гостя в тупик, но Отшельник продолжил:

– Ты не обязан называть и свое. Мне все равно.

– Меня зовут, Майорин. – Будто вопреки назвался гость.

– Зови меня отшельником, Ивен зовет "старче". Ему я кажусь древним. – Отшельник заметил, что Майорин посмотрел на спящего Ивена, раскинувшегося на медвежьей шкуре.

– Откуда вы знакомы?

– Это важно? – опять спросил Отшельник и усмехнулся. – Вижу. Важно. Ну, что ж. Пойдем, расскажу.

Отшельник вывел его наружу, задрал голову вверх, и говорить не торопился.

Майорин ждал, они стояли так довольно долго.

– Я встретил его в лесу в начале прошлого лета. Он не знал, куда идти, и я его приютил. Почему ты удивлен?

Он даже не смотрел на своего гостя, и Майорин удивился еще больше.

– Я видел его воспоминания. Но тебя там не было.

– Магия не всемогуща. – Отшельник смотрел на небо, в глазах без цвета отражались звезды. – Ты привык ей доверять, больше чем себе. Ты не спишь, потому что тебя снедает гонка. Иди спать. Спешка ничего не решит.

С этими словами Отшельник повернулся и пошел в дом.

Спешка ничего не решит, только создаст лишние круги на воде, путая картину бытия.

Майорин последовал совету хозяина и лег спать. Как ни странно сон дался легко, не сопротивляясь.

Когда он проснулся, избушка была пуста. Он слишком резко сел. Больно.

Майорин задрал рубашку, посмотрел на бинты. Крови не было. Повязка казалась чистой, снаружи хотя бы.

Немного поразмыслив, колдун потянул за хвостик бантика и снял бинты. До исчезновения швов было далеко.

Косидар предупреждал, чем чреваты магические заживления. Да Майорин и без него знал. Рана могла так никогда и не зарасти, мог остаться болезненный рубец, реагирующий на любое заклинание. Вряд ли у него будет время, чтобы проверить правда это или нет.

Сначала мышцы, потом кожу. Срасталось бесовски медленно и больно.

Он откинулся на шкуру и прикрыл глаза.

Внутри разошедшиеся мышечные волокна тянулись друг к другу навстречу. Майорин тихонечко застонал.

Пальцы заскребли по дощатому полу. В голове занудно ворчал голос Косидара, грозя последствиями.

– Я до них не доживу. – Отбрехивался от него Майорин. Мышцы стянулись, помогли швы лекаря, за ними подалась кожа.

Кожа зажила быстрей.

Майорин полежал, дожидаясь, пока перестанет колотиться сердце и успокоится дыхание.