Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - принц императорской мантии

Он проблеял, ничего не поняв:

- Ваше… Величество?

- Хорошо, - сказал я, - изволю принять к сведению твое сумбурное сообщение. Иди.

Он отступил на шажок, спросил совсем детским голосом:

- Так что насчет… временного перемирия?

- Я выслушал, - рыкнул я, - и что-то изволю! А пока иди!

Голос мой прозвучал, видимо, весьма, ангел сжался, на его месте вспыхнул огонь, и когда там опустело, на пол медленно опустилось, кружась в воздухе, нежнейшее перышко багряного цвета.

Азазель повернулся ко мне:

- И что будешь?

- Ничего, - ответил я хладнокровно. - Будем ждать посланца от Михаила.

Он поднялся, сладко похрустел суставами.

- Ладно, а я пока пройдусь.

- Над облаками?

Он не понял юмора, отмахнулся:

- Да везде. Посмотрю пока, что, где и как. Жизнь, как ты говоришь, становится все интереснее. Чем ближе к концу, тем забавнее.

Он вышел вполне пристойно через дверь, даже закрыл за собой, я вроде бы услышал удаляющиеся шаги по коридору, но когда обернулся к столу, ощутив некое присутствие, из стены вышел человек в строгом костюме, который я бы назвал фраком, хотя, конечно, не фрак, а вполне почти обычный жипон, хотя пошит строго, со вкусом, для человека серьезного и значительного.

- Сэр Сатана! - воскликнул я почти радостно. - Не признал сразу, богатым будете!.. Как хорошо, а то я уже подумал, не случилось ли что!

Он иронично приподнял бровь:

- Чего?

- Захворали, - пояснил я, - аль депрессия какая, поиски смысла бытия, серьмяжной истины, вы ж интеллигентный… гм… существ, не морда какая из просточертонародья. Присядьте великодушно, я в самом деле соскучился по вашей милости!

Он опустился в кресло, на мои слова сделал небрежный отметающий жест:

- Когда гремят мечи, музы молчат, как говорят люди.

- А что вам люди?

- Любой голос, - пояснил он, - в битвах не слышен. Я тоже молчу, но не потому, что мой голос слаб. Я вообще против этих грубых методов решения споров и проблем. Если скажу им, бросьте эту дурь, я знаю радость слаже, кто услышит?

- И кто послушает, - согласился я. - Обидно?

- Ничуть, - заверил он, но я почуял, что Князь Лжи нагло брешет. - На таком примитивном уровне состязаться просто унизительно. Хотя да, сам когда-то был таким. Но я умнел, они - нет.

- Отрываетесь от народа, - обвинил я. - Нельзя быть чересчур умным, демократическая общественность не поймет. Нужно быть таким же, но чуть хитрее.

Он посмотрел хмуро:

- И откуда все эти премудрости знаете?

- Так, - ответил я скромно. - Слышал где-то. На бегу. Или на скаку.

- Или в полете, - добавил он невинным голосом. - Знаю-знаю ваши штуки! Как смотрит церковь?

- Она не смотрит, - сообщил я.

- Отворачивается?

- Я сам стараюсь не лезть на глаза, - объяснил я. - Наше общество переживает сложный переходный период. Некоторые нарушения морали и даже закона неизбежны. Вот когда все устаканится, будем соблюдать и букву закона. А пока только дух!

Он покровительственно улыбнулся, но все равно я замечал некоторую растерянность в его лице, словах и даже движениях.

- Мне нравится этот переходный период, - продолжал он с прежней покровительственной улыбочкой. - Он начался сразу же после пинка Адаму, но все еще набирает разгон.

- И не надейтесь, - предостерег я. - Общество не может жить, тем более - развиваться, без строгих нравственных законов. И тогда уже не пройдут ваши штучки… Ну, не совсем, чтобы нет, но с каждой эпохой будет все труднее. Вроде бы легче, но труднее!.. Все жду, когда вы скажете о своей позиции насчет Маркуса.

Он взглянул остро, отвел взгляд, но пересилил себя и снова посмотрел на меня твердо и ясно.

- Если совсем уж честно… мне человек очень симпатичен из-за своего бунтарства. Я привязался к нему всем сердцем.

- Тогда как насчет, - предложил я, - выступить на его защиту всем чистым и честным сердцем?

Он усмехнулся:

- Выступать нужно умом, ничто больше не решает.

- А инстинкты?

- А что это?.. Ах да, понял. Нет, они решают у большинства, но правит не большинство.

Я сказал понимающе:

- Намекаете на Господа?

- Схватываете на лету, сэр Ричард, - сказал он поощрительно. - Только вас бы оставил вместо себя, когда решился бы покинуть свое высочайшее положение… Да, Господь правит и решает сам, ни с кем не советуясь. И если решил вас уничтожить, никакая сила ничего не сделает.

Я сказал медленно:

- Потому выступать против - глупо, а вы глупостей никогда не делаете?

- Никогда, - заверил он. - Да вы это и сами видите.

- Вижу, - согласился я. - Только как-то…

- Что?

- Сам бы хотел так поступать, - признался я, - да только…

- Ну-ну?

- Жизнь идет совсем не по правилам, - пожаловался я. - Умничаешь-умничаешь, вот-вот подберешься к ответу, а она р-р-раз! - и меняет правила.

Он посмотрел остро, с ответом задержался, а взгляд помрачнел.

- Вы самый гениальный шахматист, - определил я, - это игра такая, где все по правилам. Но видел я шахматистов, которые садились в лужу, сталкиваясь с простейшими задачками из жизни… Здесь что-то иное, сэр Сатана!

- Что?

- Я назвал бы это жизнью, - ответил я, - если бы не звучало так банально, а я же хочу смотреться умным и в меру изысканным. На мой взгляд, сэр Сатана, вам нужно либо пересмотреть правила, либо махнуть на них рукой и просто довериться чутью.

Он кисло поморщился:

- Разумеется, вашему?

- А у кого еще, - спросил с достоинством, - такое же развитое и умудренное?

Он откинулся на спинку кресла, что от ножек до окантовки наверху стало ярко-красным, будто устыдилось моей глупости.

- Что?.. Это я должен довериться вам?

- Можно не мне, - ответил я скромно, - а моему чутью.

Он поинтересовался саркастически:

- И что в нем особенное?

- Чутье выше расчета, - объяснил я. - Выше математики. Даже выше знаний… современных знаний. Чутье - это сразу к результату, минуя длинные промежуточные вычисления и логические построения.

Он скептически хмыкнул:

- Это вы, как понимаю, ведете к тому, что Творец душу вдохнул только вам, якобы подарив искру божественного гения?

- Я стараюсь об этом говорить поменьше, - ответил я скромно и опустил глазки. - Знаете ли, как-то не совсем удобно тыкать в глаза своим немыслимым совершенством.

Он отмахнулся:

- Можете и не говорить. Вы столько раз уже сказали всем и каждому, что я даже не знаю… В самом деле полагаете, что можете перевербовать, как вы это говорите, меня?..

- Нет, - признался я, - но почему не попробовать? Вы же разумное существо!.. Самое разумное на свете. Ну не получится - не получится. Зато потом могу сказать со скрытым злорадством: я же говорил! А вы глазки опустите и ножкой вот так шаркнете. Мол, вы были правы, сэр Ричард со своей сверхъестественной гениальностью и прозорливостью, а я вот, такой расчетливый и никогда не ошибающийся, лажанулся.