Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - принц императорской мантии

Тамплиер сказал с осуждением:

- Как не стыдно?..

Сигизмунд произнес с надеждой:

- Лорд Азазель так шутит.

Азазель ошалело посмотрел на их серьезные лица с укоряющими глазами, зябко повел плечами.

- Да-да, конечно. - Голос его прозвучал нервно и странно осевше. - У меня и шутки такие… человеческие… Только почему не зарезать? Вы же люди!

Тамплиер буркнул:

- Именно. Держитесь за моей спиной, сэр!

Азазель, не чинясь, прошел под стеночкой, держа между собой и драконом Тамплиера. Я похлопал дракона по лобастой голове и сказал с сожалением:

- В другой раз поиграем. Сейчас, увы, спасаем мир. И тебя заодно, морда зеленая!

Дракон с надеждой смотрел нам в спину: вдруг да вернемся и поиграем, огорченно и так мощно вздыхал, что нас еще долго догоняли мягкие толчки воздуха.

Азазель помалкивал, только косился несколько странно, иногда зябко передергивал плечами. Тоннель быстро закончился, да и не тоннель это, больше похоже на караульное помещение, мы издали услышали грубые мужские голоса, хохот, звон металла, кто-то явно сдвинул на лавке в сторону доспехи, мешающие сесть и приняться с толком и расстановкой за еду или игру в кости.

Я прошептал:

- Азазель, вперед не суйся, это не твоя война… Тамплиер, Сигизмунд… пленных не брать! В поединки не ввязываться! Никакого рыцарства, рубить всех быстро и без раскланивания. Все поняли? Вперед!

И сам выскочил молча первым, ибо дикий крик не заставит оцепенеть от страха, бывалые только быстрее ухватятся за оружие, а когда вот так, молча, то успеваешь выиграть несколько важных шагов…

Тамплиер все же заорал, но я уже опрокинул двух, срубил одного за другим троих, меч Сигиз-мунда блещет быстрее молнии, я быстро пробежал к противоположной двери и дрался там, не давая никому выскочить и поднять тревогу.

Старший из стражей, в добротных доспехах старинного кроя, сбил краем щита с ног Сигиз-мунда и, не обращая на него внимания, прыгнул ко мне.

Чем-то его лицо показалось мне странно знакомым, хотя встречать его точно не встречал, но этот облик знаком по лицевой стороне старинных монет…

- Какой позор, - сказал я. - Вот до чего ты докатился?

Он красиво и хищно замахнулся коротким мечом, я ушел от удара и с силой ударил его в лицо. Раздался влажный хруст хрящей носа и даже треск лицевых костей, кровь из разбитого носа всегда бьет обильно, противник откинулся на стену и медленно сполз на подгибающихся ногах на пол.

Злость еще туманит голову, сердце стучит часто, хотя и понимаю, что переборщил, но раскаяния нет, с наслаждением прорычал, чувствуя, как во мне освобождается зверь:

- Сдаешься?.. А зря, у нас есть запрет брать в плен знатных…

Он всхлипнул, когда лезвие меча прорезало его доспехи, как острый нож бумагу, кровь пошла из раны широкой полосой.

Я выдернул меч и прыгнул на помощь Тамплиеру, на него насело столько, что крестоносец полностью скрылся под множеством тел.

Сигизмунд, перекувыркнувшись через голову, вскочил так легко, словно в ночной рубашке, а не в стальных доспехах, с криком рубил быстро и точно, вдвоем пробились к Тамплиеру и быстро повергли на пол всех, кто еще пытался оказать сопротивление.

Азазель от противоположной двери смотрел дикими глазами. Иногда, как мне казалось, в его взгляде появлялся азарт, но тут же сменялся ужасом и сожалением.

Я обернулся к нему:

- Ну?

Он сказал быстро:

- Если сумеем ворваться во дворец и пройти в зачарованную комнату, оттуда можно открыть второй проход!.. Туда, где дерутся Михаил, если он еще жив, и Вельзевул!..

- Для всего их войска? - переспросил я. - Там где проход завален скалами?

- Да, - сказал Азазель. - Но туда пройти непросто.

Тамплиер прогудел мощно:

- Мы это сделаем. Как думаете, благороднейший сэр Сигизмунд?

Сигизмунд проблеял чистым овечьим голосом:

- Совершенно верно, доблестный сэр Тамплиер. Мы должны помочь соратникам.

Меня они не спрашивали, считая само собой разумеющимся, что для помощи соратникам можно лечь костьми, не задумываясь, кто бы ни был в соратниках и попутчиках.

Азазель посмотрел на меня искоса, я ответил бодро:

- А как же, это само собой. Правда, Азазель?

Азазель покачал головой:

- Нет, само собой не получится.

- Жаль, - сказал я огорченно, - а я так надеялся. Неужто придется штурмом? Как не знаю хто? Штурм - это позор для хитрого интеллектуала, гуманиста и авторитарного демократа.

- Тайком уже никак, - сообщил он. - Ну, так что?

- Тогда штурм, - согласился я. - Впереди неустрашимый сэр Тамплиер, его не жалко, затем Си-гизмунд…

Тамплиер то ли не понял, то ли согласен, что его не жалко, с готовностью выдвинулся вперед и чуть пригнулся, держа обнаженный меч в руке.

- Нет, - сказал я с сожалением, - все-таки сперва мой молот, а потом уже сэр Тамплиер… Их боевая мощь примерно равна, как и интеллектуальная ценность.

Они чуть отступили, когда я замахнулся во всю ширь. Рукоять молота вырвалась из моей ладони с большим ликованием, чем выпушенный на свободу голубь.

Мы увидели бешено вертящийся диск, что мгновенно пересек комнату и ударил в железные врата.

Страшный лязг оглушил и заставил подогнуть колени. Ворота исчезли, как и часть стены с обеих сторон. Мы с напряжением всматривались в темный зал, затем услышали с той стороны приближающийся крик, топот, звон металла.

- Началось, - сказал я зло, - когда же это прекратится?

Они отступили в стороны, я швырнул молот навстречу набегающему отряду стражи. Там раздался крик ужаса, молот прорубил широкую полосу, вернулся ко мне, я ухватил на лету, бросил снова, входя в раж и переполняясь черным ликованием от 1ро-хота, разрушения, криков ужаса и падающих стен.

Тамплиер и Сигизмунд, как ни рвались в бой, но дисциплинированно охраняют сюзерена, хотя, конечно, не сюзеренность, а его всего лишь удесятеренную или усотнеренную мощь, что работает на весь наш отряд.

Последних из охраны сразили Тамплиер и Сигизмунд так быстро, что те даже не успели подумать о бегстве, ведь только что их было вдесятеро больше.

Я быстро осматривался по сторонам. Если это копия дворца Люцифера, то над ним трудились лучшие художники, что попали в ад. Конечно, попали за то, что попутно либо разбойничали, либо распутничали так, что не разбирали ни пола, ни возраста, занимались инцестом и прочими непотребствами, что и современным художникам якобы требуется для вдохновения.

Мало кого спасло то, что оставили для человечества шедевры, хотя сам вообще-то не знаю, как бы решил их судьбу я, довелись принимать решение. Куда удобнее стоять в стороне и критиковать, что я бы сделал с удовольствием, какое бы решение ни было принято.

Азазель прокричал со ступеней лестницы, ведущей наверх: