Дж. Уилсон - Алиф-невидимка

Я не знаю, во что я сама верю.

Алиф перестал что-либо понимать. Ему стало и больно, и обидно. Почему она сама никогда не разговаривала с ним на эту тему? Почему не раскрыла ему свой духовный кризис? Ясно было одно: «Альф Яум» глубоко затронул ее, но она молчала. И если были какие-то намеки или подсказки с ее стороны, Алиф их попросту не заметил.

Последние несколько страниц занимали какие-то отдельные мысли Интисар, разрозненные аргументы, которые она так и не выстроила пока в логическую систему. Казалось, они вообще не имеют отношения к ее работе. Это были какие-то отрывочные мысли, а закончились они серией псевдоматематических логических упражнений, одно из которых, написанное по-английски, Алиф узнал.

БОГ = Бог, Одолевающий Гада. БОГ = Бог, Одолевающий Гада, Одолевающего Гада.

БОГ = БОГ, Одолевающий Гада, Одолевающего Гада, Одолевающего Гада.

— Хофштадтер, — пробормотал Алиф.

— Что там еще? — в неясном свете в палатке Викрам сам как будто сливался с тенью. Алиф уже успел забыть о его присутствии.

— Дуглас Хофштадтер, — повторил юноша. — Интисар использовала один из его алгоритмов в своей работе. Бог равняется Богу, одолевающему Гада, то есть стоит над ним. Это некая математическая модель, в которой Бог сидит на нескончаемом столпе из гада, который передает наши вопросы вверх и вверх, а ответы вниз и вниз. Это такая шутка, а может, все это и всерьез, получается, что Бог никогда не может быть полностью расширен до некоего предела. — Алиф почесал затылок и нахмурился. — Кажется, я ей сам давал эту книгу.

Викрам промолчал. Алиф посмотрел на него и понял, что ему становится трудно сфокусировать зрение. Когда он попытался сосредоточиться на лице Викрама, оно начинало дрожать и расплываться, как будто все это происходило в каком-то полусне, вернее, между сном и состоянием бодрствования. На какую-то долю секунды Алиф даже подумал, что он разговаривает сам с собой.

— Ты можешь этого не делать? — попросил он, закрывая глаза. — Ну, то, чем ты сейчас занимаешься. Мне все это как-то дико.

— А это не я делаю, а ты сам, — раздался голос Викрама. — Ты утомился. У тебя мозги устали от того, что ты провел много времени с тем, кого, как тебя учили, ты вообще не должен видеть.

Алиф и в самом деле чувствовал себя уставшим. Он закрыл нетбук и лег на бок, прикрыв глаза рукой. Последнее, что он слышал, был отчаянный вздох. Потом одеяло само собой накрыло его. Испытав значительное облегчение, Алиф еще немного поерзал под ним, устраиваясь поудобней, и в следующее мгновение заснул.

Он спал. И во сне ему почудился запах свежести. Как будто пахло от голубой свежей воды, хрустальной и чистой. Она плескалась, а рядом кто-то тихонько дышал, наслаждаясь ею. Алиф открыл глаза. В щели под палаткой он разглядел две пары ног: одна пара красно-коричневая, как у фараонов, другая — цвета меда, с целым рядом серебряных браслетов. Рядом с ними по земле струились ручейки воды. Он понял, что женщины умываются. Потом снова послышался плеск воды, и кто-то воскликнул:

— Холодно!

Голос принадлежал Дине. Алиф сел и принялся наклонять голову во все стороны, чтобы размять мышцы шеи, затекшие от долгого лежания на земле. Азалель ворковала над Диной, она что-то ласково и нежно, как домашняя кошка, объясняла ей, и эти звуки, похожие на урчание, вдруг стали выстраиваться у него в голове в какие-то отрывочные слова и даже словосочетания некоего давно забытого языка. Она называла Дину своим драгоценным ребенком, своей темноногой девочкой, которая вот как выросла, которую она впервые увидела играющей в жасминовых кустах ее сада. Алиф не мог сообразить, каким образом он разбирает ее слова, но потом вдруг вспомнил, что хорошо понимал он ее в тот раз, когда она явилась к нему во сне.

Эта материнская ласка в ее словах почему-то возбудила его. Ему стало стыдно за эти спазмы жгучего желания, и Алиф отвернулся. Но он был голоден. Он порылся в рюкзаке, отыскал пару чистых носков и вынул их, прихватив пакет с остатками фиников. Он съел столько липких фруктов, сколько смог, и, раскрыв «Альф Яум», углубился в чтение. Юноша понимал, что пока женщины умываются, с его стороны было бы нетактично выходить из палатки наружу. Он сразу же отыскал то место с липкой желтой бумажкой Интисар, где остановился в прошлый раз.

Принцесса Фарухуаз устроилась в беседке с фруктами и деликатесами. Сюда же ей принесли розовую воду, чтобы умываться во время жаркого дня, и она приготовилась слушать все то, что намеревалась поведать ей кормилица. Она понимал, что ее отец, добрый, но твердый человек, направил ее с тем, чтобы кормилица напичкала ее всевозможными рассказами и настроила на брак. Но сон об олене и лани и все то, что это обозначало, еще не стерлось из ее памяти. Вот почему она тоже решила проявить твердость и не поддаваться на уговоры своей кормилицы, что бы та ей ни рассказала.

«Я готова, давай начинать», — широко зевнув, произнесла принцесса, как только кормилица вошла в беседку.

«К чему же ты готова?» — невинным голосом поинтересовалась женщина.

«К твоим историям. Ты же должна убедить меня в том, что мне все же следует выйти замуж за одного из принцев, которых одобрит мой отец. Но у тебя ничего не получится. У меня было видение, и теперь я знаю истинную природу мужчин, а потому никогда не соглашусь выйти замуж».

«Это — как ты хочешь, — спокойно парировала кормилица. — Мои рассказы — это всего лишь рассказы, а не кнуты, которыми я хочу погонять тебя и при этом еще указывать направление».

«Ну, как скажешь», — равнодушно ответила Фарухуаз.

«Именно так, — подтвердила кормилица. — Начнем?»

Харун и мудрый судья из Абузилзилы

Давным-давно на арабской земле, которая называлась Аль Гарб, существовал город Абузилзила. Назывался он так из-за частых землетрясений, которые были вызваны частым перемещением джиннов в той области. Абузилзила расположился в горной местности, где было множество пещер. В одной из таких пещер жил весьма уважаемый хаким, или судья. Он происходил из тех джиннов, советы которых очень высоко ценятся, и поэтому к нему часто приходили и люди, и его же соплеменники.

В Абузилзиле также жил один очень неудачливый земледелец по имени Харун. Харун не отличался большим умом и часто становился жертвой проделок и всевозможных выходок своих соседей, как людей, так и джиннов. Люди прятали его обувь и путали узлами белье, джинны сводили его скот с ума так, что его домашние животные начинали совокупляться с животными не своего вида. Но как-то раз они зашли чересчур далеко, и Харун, проснувшись, увидел, что весь его свежий урожай репы куда-то исчез. А так как от этого зависело его пропитание, он рассердился и решил принять серьезные меры. Нагрузив своего мула поклажей и едой, чтобы ему хватило на сутки путешествия, он отправился в дальний путь. Харун поехал в горы к той самой пещере, где жил мудрый судья. У входа в пещеру он остановился, спешился и, сняв шляпу, вежливо обратился к хозяину: