Макс Фрай - Вторая линия. Рассказы и истории разных лет

Мы распрощались под утро. Капитан выскользнул за дверь; я заметил, что он не стал ее открывать, а просто прошел сквозь стену, но выбрал именно то место, где был дверной проем, — то ли по старой привычке, то ли ради моего спокойствия. Я, впрочем, так заслушался, что сам не заметил, как перестал бояться. Утром с удовольствием вспоминал нового знакомца, а вечера ждал, можно сказать, с нетерпением. Дождался, конечно. Еще до полуночи Джон Дарем представил мне своих товарищей, и я сразу почувствовал себя в обществе нескольких дюжин призраков как рыба в воде, словно никаких иных знакомств и не заводил никогда. Говорят, человек быстро ко всему привыкает, а я, надо думать, поставил своего рода рекорд.

Я так прижился на «Морской птице», что не спешил покинуть корабль: от добра добра не ищут. Никогда прежде жизнь моя не была столь легкой, приятной и увлекательной, я был сыт, обеспечен всем необходимым, надежно защищен от всех мыслимых опасностей и занят увлекательнейшим из дел — чтением. Ну и таких друзей, как Джон и Питер — я имею в виду моего коллегу, судового врача, того самого «железного старика», который прожил больше сотни лет, — так вот, таких друзей у меня никогда не было; живым людям, думается мне, вообще редко дается дар подлинной дружбы, беззаветной и необременительной, зато призраки, вероятно, просто не умеют иначе. Ну и я учился у них как мог.

Когда корабль наконец причалил к берегу, я уже твердо знал, что не хочу возвращаться домой. По крайней мере, не сейчас. Я рано осиротел, женой и детьми пока не обзавелся, а собаку, записавшись во флот, оставил брату, и племянники так ее полюбили, что рыдали в три ручья всякий раз, когда я их навещал, — боялись, что заберу пса назад. Поэтому я рассудил, что от моего долгого отсутствия никто не пострадает, а племянники, пожалуй, только обрадуются. Вот и хорошо.

Это сейчас мы беспрепятственно входим в любой порт, предъявляем бюрократам безупречно выправленные бумаги и оповещаем о своем прибытии всех любопытствующих, а те дни «Морская птица» всегда приставала к берегу в безлюдном месте, откуда, впрочем, можно было довольно быстро добраться до какого-нибудь города или, на худой конец, села. И первая на моем веку стоянка не была исключением. Меня, конечно же, отправили за покупками, велели приодеться и заодно поискать что-нибудь интересное — вдруг люди успели изобрести какую-нибудь новую игру, а мы и не знаем. Я сделал больше — привел на корабль шестерых цыган, достаточно жадных, чтобы быть безоглядно храбрыми. Они с ног до головы обвешались амулетами и пошли за мной как миленькие; потом от заката до рассвета развлекали моих мертвых приятелей фокусами и песнями, пересказывали газетные новости, которые в их устах становились причудливыми небылицами, набравшись смелости, расспрашивали о жизни на том свете, уважительно охали, выслушав ответы. Когда они наконец ушли, матросы дружно твердили, что такого праздника у них не было даже в детстве, а капитан Дарем поглядывал на меня с одобрительным удивлением. Дескать, какой шустрый, уже свои порядки заводит, а что ж, вот и молодец, пусть. Забегая вперед, скажу, что еще не раз приводил на корабль фокусников, актеров, музыкантов и просто забавных бродяг, готовых развлекать нас байками и сплетнями. Думаю, именно тогда я и приобрел бесценный опыт организации культурных программ, совершенно необходимый в наших с вами нынешних обстоятельствах.

Чем дольше я оставался на корабле, тем меньше смысла видел в переменах. Здесь я был не только хорошо устроен, но и чрезвычайно полезен. «Морская птица», похоже, вполне намеренно искала и подбирала утопающих в основном с погибших кораблей, хотя порой попадали к нам и выброшенные за борт и просто свалившиеся в море по пьяному делу; однажды я извлек из спасательной шлюпки едва живую, зато очень храбрую юную леди, сбежавшую от ненавистного жениха, в другой раз снимал с разваливающегося плота молодого человека, который отправился в вояж, заключив пари с приятелями. Словом, всякое бывало. И разумеется, нашему улову почти всегда требовалась медицинская помощь; от призраков тут толку было мало: Питер мог в случае нужды поставить точный диагноз, в этом деле ему не было равных, но, к примеру, перевязать рану он больше не был способен. Призраки, как я заметил, при желании ловко обращаются с самыми разными предметами, вон даже на гитаре играют иногда, но не могут притронуться к живому существу — не только к человеку, с птицами и даже рыбами выходит то же самое. Поэтому прежде — я имею в виду, до моего появления на корабле — спасенным приходилось полагаться только на милость времени, которое, как известно, лучший лекарь и беспощадный убийца в одном лице, и никогда заранее не известно, какой стороной оно повернется к вам. А я ставил на ноги всех, такая уж у меня была легкая рука, ну и Питер, конечно, помогал советами, его помощь переоценить невозможно.

Словом, мне было нетрудно объяснить себе, почему я хочу остаться на «Морской птице». Человек так устроен — чего не может позволить себе просто для удовольствия, легко позволяет ради дела, вот и я выкрутился.

Долгое пребывание на зачарованном корабле оказало на меня удивительное воздействие: я сам не заметил, как стал обходиться почти без еды, и потребность во сне испытывал все реже, и мерзнуть совсем перестал, словно сам был одним из призраков, наделенным, в отличие от товарищей, счастливой способностью не исчезать при свете дня.

За несколько дюжин лет в моей бороде не прибавилось ни единого седого волоса, да и чувствовал я себя так, словно мне по-прежнему нет тридцати. Все это я замечал, конечно, принимал, можно сказать, как должное, но предпочитал не обсуждать — даже с Джоном. Может быть, не хотел услышать, что назад, в мир живых, мне давно уже нет дороги, хотя, положа руку на сердце, и думать забыл о возвращении.

С кораблем нашим тем временем тоже происходили удивительные вещи. «Морская птица» понемногу менялась. Я хочу сказать, менялся ее внешний облик — таким образом, что корабль наш всегда выглядел более-менее современным, а не исторической реликвией, каковой, строго говоря, является. Перемены происходили постепенно и столь незаметно, что, если бы не Джон, который посоветовал мне к ним приглядеться, я бы, пожалуй, спохватился не раньше, чем «Морская птица» стала самым настоящим пароходом, — тогда, помню, мы все вздрогнули, но и к этому быстро привыкли, конечно.

Историй о наших странствиях на «Морской птице» хватит еще на несколько сотен вечеров. Не следует спешить, времени у нас с вами предостаточно. По крайней мере, на свой счет я уже давно не сомневаюсь. Но самое главное — с чего все для меня началось — я вам рассказал. Скоро сумерки, самое время принять решение — или вы сейчас вернетесь на берег, или останетесь, но тогда уж, будьте добры, не поднимайте шума, если вам покажется, будто на палубе толпятся тени. Я понимаю, до сих пор вам не доводилось иметь с ними дела, но придется держать себя в руках. С тех пор как ребята научились становиться невидимыми, проблем такого рода обычно не возникает, но иногда им надоедает эта игра. К тому же их невидимость — всего лишь любезность, а вовсе не обязанность; нам с вами не следует забывать, кто тут настоящие хозяева.