Робин Ла Фиверс - Темное торжество

Вот бы «горгулья» как раз в этот момент за нами следил! А то чего ради я стараюсь?

Шалон окидывает меня алчным взглядом. Его самого никак не назовешь непривлекательным. Рослый, гибко-мускулистый… грациозный и чуточку нагловатый, как и полагается принцу. Я вовсю флиртую, но не чувствую к нему ровным счетом ничего. Наверное, жестоко использовать этого человека таким образом, ведь его мужское внимание мне даром не нужно. Я лишь Яннику хочу пустить пыль в глаза.

Еще некоторое время я бормочу какие-то глупости, потом украдкой проверяю, смотрит ли «горгулья». Но Янника больше не видно, и я с облегчением завершаю свою маленькую игру. Шалон весь такой обтекаемый, такой… ручной. И слишком смазливый, чтобы заинтересовать меня сколько-нибудь надолго.

Вся радость от этого вечера — наблюдать за милой маленькой Изабо. Девочка без остатка поглощена музыкой, она внимает менестрелям, сложив ладошки, ее глаза так и сияют. И все бы хорошо, но опять наплывают воспоминания о Луизе и Шарлотте, и подкатывает тоска. Вот уже почти год я с ними не виделась. С тех самых пор, как забота о безопасности и благополучии девочек вынудила меня вырвать их из своего сердца, из своих мыслей.

Изабо — словно живое напоминание обо всем, от чего я была вынуждена отказаться, обо всем, что потеряла. Зал полон народу, но вокруг меня точно ров выкопали. Я невольно озираюсь в поисках Исмэй, единственной родной души в этом проклятом дворце, но она как раз отлучилась от герцогини, чтобы побыть немножко наедине с Дювалем.

Грех был бы попрекать ее обретенной любовью, но как же я ей завидую! Ведь для меня надежда на счастье утеряна навсегда.

Поутру меня вновь зовут на встречу советников. Мне это не нравится, ведь я уже все им рассказала. Небось, опять примутся допекать вопросами, касающимися моей жизни в доме д'Альбрэ. Ну а мысль о возможности новой встречи с Чудищем так и вовсе повергает меня в ужас. Нет уж, лучше что угодно другое, только бы не ежиться под его обвиняющим взглядом! Пусть бы аббатиса устроила мне выволочку, я даже готова отдаться в лапы д'Альбрэ, и пусть меня тащат на казнь.

Я, конечно, такая-сякая, но я не трусиха.

Усмиряя дико мечущееся сердце, расправляю плечи, вздергиваю подбородок и вхожу в чертог с высоко поднятой головой.

Для того чтобы сигануть вниз с навесной башенки в Нанте, мужества понадобилось бы меньше.

Лицо Чудища спокойно, на губах вежливая улыбка. И только глаза горят свирепым синим огнем, их взгляд подобен удару. Я неопределенно улыбаюсь ему и поворачиваюсь к остальным.

Состав совета тот же, что и ранее. Они даже сидят в прежнем порядке, за единственным исключением — аббатиса за столом, не иначе, устала прятаться по темным углам.

— А вот и госпожа Сибелла, — тепло приветствует меня герцогиня.

Знает ли она, как нуждается в подобной поддержке мое небогатое мужество?

Я сажусь.

— Боюсь, последние новости радостными не назовешь, — произносит Дюваль. — Французы на марше. Они заняли Генган и Монконтур.

Побелевшие пальцы герцогини вцепляются в подлокотники кресла.

— Много ли жертв? — спрашивает она.

— Насколько я понимаю, — отвечает Дюваль, — организованного отпора французы не встретили. Чтобы уберечь города, тамошние жители довольно быстро их сдали, а мелкие очаги сопротивления были скоро подавлены.

Герцогиня невидящим взглядом смотрит в пространство.

— Они совсем близко! — говорит она затем. — А что слышно об английских войсках? Тоже наступают?

— К сожалению, новости опять скверные. — Голос Дюваля звучит совсем мрачно. — Над побережьем Морле свирепствовали шторма, и англичане не смогли высадиться. Так что их шеститысячное войско запаздывает.

— Как скоро они смогут оказаться близ Ренна, когда высадка все-таки состоится?

— Не раньше чем через две недели, ваша светлость.

— Следует ли нам прежде этого времени ждать атаки французов?

Дюваль пожимает плечами:

— Трудно определенно сказать. Впечатление такое, что они держатся непосредственно у наших границ, делают вылазки, рассылают разведывательные отряды… но не более. Если не считать нападений на Ансени и грабежей ради провианта, боевых действий практически не наблюдается.

Капитан Дюнуа постукивает себя пальцем по подбородку.

— Вот бы знать, чего они ждут.

— Полагаю, чтобы мы нарушили договор Ле-Верже, — говорит Дюваль. — Наша политика то и дело вызывает у французской регентши разлитие желчи, но положения договора мы до сих пор уважали. По крайней мере, внешне, — добавляет он с хитроватой ухмылкой.

Герцогиня напряженно хмурит тонкие брови:

— Ты думаешь, они что-то пронюхали о наших переговорах с императором Священной Римской империи?

Дюваль, поразмыслив, отвечает:

— Подозревают — да, но вряд ли что-то знают с определенностью. Если бы пронюхали о помолвке, уж, верно, сочли бы это достаточным поводом для войны.

— Похоже на то, — соглашается капитан Дюнуа. — Еще я думаю, нам вряд ли стоит рассчитывать, чтобы граф д'Альбрэ, выдвинувшись на Ренн, налетел на французов и они друг друга уничтожили.

Дюваль криво улыбается:

— Это уж было бы везение, превосходящее всякое вероятие. — Он опускает взгляд, рассматривая свои руки, потом поднимает голову и смотрит прямо в глаза сестре. — Говорят, ваша светлость, плохие вести по трое ходят… — Вид у Дюваля такой, словно он рад бы кого-нибудь убить. Он обрушивает на герцогиню последний и самый страшный удар. — Ваша милость, мы получили письмо от графа д'Альбрэ.

Взгляды всех присутствующих устремляются на меня. Я ничем не выдаю свои чувства и смотрю исключительно на Дюваля и герцогиню, словно остальных и вовсе здесь нет. Потом спрашиваю:

— Известно ли ему, что Чудище в Ренне?

— В письме об этом не упоминается, — отвечает Дюваль. — Смысл послания в том, что герцогине следовало бы пересмотреть свой отказ «уважить их брачное соглашение», иначе ему-де придется совершить нечто очень для него нежелательное.

— Осадить город, — шепчу я.

Дюваль кивает:

— Он так прямо не пишет, но я предположил то же.

Побледневшая было герцогиня берет себя в руки:

— А что римский император? Ему сообщили, на каком краю мы стоим?

— Он знает, — голосом сухим, как летний зной, отвечает Дюваль. — Он пришлет нам два отряда союзников.

— Два отряда? — переспрашивает капитан Дюнуа. — Это что, шутка? И они даже не профессиональные воины!

— Боюсь, это все, — говорит Дюваль. — Еще он предлагает заключить брак через поверенного, чтобы все таким образом поскорее завершилось.

Жан де Шалон ерзает в кресле. Речь идет о его сюзерене, и он не слишком уверен, в чем — и перед кем — состоит его первейший долг.