Ина Голдин - Игра в классики на незнакомых планетах

– Вообще твоя мамаша… она кого хочешь замочит.

– Ты мою мать не трогай, – разозлился Гамлет.

– А я трогаю, что ли? – мерзковато захихикал Горацио. – Ее твой дядя трогает. Вовсю.

Гамлет засветил ему в челюсть. Итальянец слетел со скамейки. Всхлипнул:

– Фильо ди путтана!

Гамлету сразу стало его жалко. Горацио казался совсем маленьким и щуплым – особенно по сравнению с ним, датчанином. К тому же он был его лучшим другом.

Друг посидел на асфальте, выплюнул зуб и сказал:

– Ну допустим. Ну убили. А тебе-то что?

– В каком смысле – что? Они подложили ему крысиный яд. В пиво. Вот что он мне сказал. Представляешь?

– Баварское пиво? – спросил Горацио тоном следователя.

– Датское, – вздохнул Гамлет.

– И так и так гадость, – меланхолично сказал Горацио, затушил бычок и зашарил во внутреннем кармане кожаной куртки. – А ты б, может, сам его пришил. Попозже.

– Слушай, ты их рожаешь, что ли? – изумился Гамлет, увидев, что Горацио снова затягивается.

Тот удовлетворенно кивнул и отдал косяк. Гамлет лег спиной на скамейку и выпустил дым в темнеющее небо. Он думал о том, что наверняка убил бы отца – когда-нибудь.

– Старый череп меня достал, – сообщил он Горацио. – Когда я был маленьким, он меня порол ремнем. С пряжкой. Что это за дрянь?

– «Шива».

Гамлет снова сел.

– Ты это… Если увидишь Фортинбраса – дурь выкидывай. Сразу.

– Ага, – сказал Горацио, который понятия не имел, кто такой Фортинбрас. – Ой… по-моему, у меня растет третий глаз.

– Зато он платил за университет. А дядя Клавдий хрен мне даст денег. Он все тратит на виагру.

– Да ну тебя! – вскочил Горацио. – Ты же здесь не останешься! Тут со скуки помереть можно. Поехали обратно в Сорбонну, а?

Он повернулся к Гамлету затылком, пытаясь разглядеть друга третьим глазом. Пока изображение оставалось мутным.

– Вот я и говорю, – очень спокойно продолжил Гамлет. – Дядя Клавдий убил моего отца и пошлет меня работать на бензозаправку. Поэтому я ему отомщу.

Горацио не ответил. Он молчал, уставившись на что-то. Гамлет повернулся, проследив за его взглядом. По улице шла девушка в короткой юбке, длинном черном плаще и с сине-розовыми волосами. Дойдя до них, она замедлила шаг

– Какие люди в датском королевстве!

– Панк не умер, – вздохнул Гамлет. – Привет, Офелия.

– Офелия, – повторил Горацио. – Офелия.

– И чего вы здесь забыли?

– Мы приехали на похороны, – скорбно сказал Гамлет.

– В смысле, на свадьбу, – влез Горацио.

– Классные были похороны. Веселые. У вас чего-нибудь есть, ребята?

Горацио торопливо полез в карман за самокруткой.

– А если Фортинбрас появится?

– Сплюнь, – скривилась Офелия и вытащила зажигалку. Какое-то время все трое дымили в тишине.

– Знаешь, Офелия, – сказал Гамлет, – моего отца убили.

– Это весь Эльсинор знает, – фыркнула Офелия. – Он всем рассказывает. Каждую ночь выходит на стену Кронборга. Слоняется и стонет. Твой дядя подсыпал ему мышьяк в коньяк… или что-то в этом роде.

– Крысиный яд. В пиво.

– Извини.

У Гамлета зазвонил мобильник.

– Это мама. Спрашивает, где меня носит. Зайду-ка я домой.

– Ага. Прихвати чего-нибудь. Может, пивка…

– Только с крысиным ядом не бери, – сказала Офелия, и оба расхохотались.

Гамлет грустно поднялся со скамейки и ушел, подволакивая ноги.

– Застегни, пожалуйста, – попросила Гертруда.

Гамлет подошел к ней и не без труда застегнул на «молнию» ее лицо. Гертруда тряхнула волосами, прикрывая застежку на затылке. С лица сыпалась пудра цвета загара. Из-за густо наложенных под глазами черных теней казалось, что ее взгляд несется на двух вороньих крыльях.

Она была красива.

– Зачем ты это носишь мама? – спросил Гамлет. – Боишься, что люди увидят тебя настоящую? Боишься, что они могут подумать?

– Какое мне дело до того, что подумают люди? – раздраженно отозвалась Гертруда. – Я боюсь, что увижу саму себя. Когда я снимаю лицо на ночь, мне приходится закрывать зеркала. Господи, я стара. Слишком стара для всего этого.

– И вовсе нет, – сказал Гамлет, садясь у ее ног.

– Милый мой, хороший мой сынок, – заулыбалась Гертруда и погладила его по волосам. – Знаешь, в роддоме мне сказали, что у тебя врожденный Эдипов комплекс. Они не хотели, чтоб я забирала тебя домой. Но разве я могла оставить моего мальчика?

– Мама, – сказал Гамлет, – зачем вы убили отца?

Гертруда нахмурилась.

– Ты опять под кайфом?

– Он рассказал мне. Он всем рассказывает. Там, в замке, по ночам…

– Вот трепло. – Гертруда в расстройстве мазнула лаком по пальцу. – Теперь весь Эльсинор будет знать!

– Эльсинор – дыра…

– Посмотри мне в глаза. Опять под кайфом. Гамлет, если ты не прекратишь это, то угодишь в тюрьму.

– Дания – тюрьма, – пожал он плечами.

– Господи, поверить не могу! Этот козел расхаживает по Кронборгу и разбалтывает все о нашей личной жизни! Даже после смерти он не даст мне покоя! Но тебя-то зачем туда понесло?

– Кронборг – единственное место на этом острове, где не слышно, как вы с дядей Клавдием скрипите кроватью…

– Дядя Клавдий – необходимость. – Гертруда закончила красить ногти в рубиновый цвет и подула на них. – Ты мужчина, ты не знаешь, что значит необходимость.

– Бренность, имя тебе – женщина! Мой отец…

– Твой отец хотел, чтоб я оставила тебя в роддоме.

– Но ведь крысиный яд – это ужасно! – с пылом воскликнул Гамлет. Он вскочил и заходил по комнате.

– На самом деле это был отбеливатель, – сообщила Гертруда, роясь в комоде в поисках помады. – Твой отец загнулся от обычного отбеливателя для белья. Ха-ха! Я пошутила, сынок.

– Раньше ты любовников убивала, – вздохнул Гамлет. – Вспомни хоть бедного Йорика. А папу-то зачем?

– Я же сказала, сынок: слишком стара для всего этого. И если ты дальше будешь носиться с этими идеями, дядя Клавдий засадит тебя в психушку.

– Посмотрю я на дядю Клавдия, когда придет Фортинбрас, – предрек Гамлет.

– Хватит уже поминать Фортинбраса! Вот что: мы собираемся в бар. Не хочешь пойти с нами?

– Меня друзья ждут.

– Гамлет, миленький, у тебя же нет друзей.

– Неправда! – крикнул он. – У меня есть Горацио!

– Сынок, помнишь, что говорил доктор насчет воображаемых приятелей?

– Есть у нас что-нибудь выпить? Без отбеливателя?

– Знаешь, Гамлет, – печально сказала Гертруда, – мама тебя очень любит.

Гамлет нашел на кухне картонку с пивом. Она была не распечатана, и он заключил, что бояться нечего.

– Я пошел, – сказал он, остановившись у двери с картонкой под мышкой.

– Куда?

– На улицу.

– Я сбежала из дома, – сказала Офелия и закинула ногу на ногу. Все трое сидели на кладбищенской ограде. – Еду в Христианию.