Ник Перумов - Дочь некроманта

— Несмотря на… — сурово произнес он. — Я уже стар. Говорят, старость боится смерти — может, это так для вас, людей, но не для гномов. Но я — и те, кто идет со мной в этот поход, — мы не хотим умирать немощными развалинами, обузой для наших родных! У меня шестеро сыновей, монах, и старшему давно уже пора принимать скипетр Подгорного Царства. Если мы победим — что ж, у нас будет работа, ни один гном не упустит возможности покопаться в закромах поверженного злого волшебника, — перед тем как обрушить этот самый замок во прах на вечные времена. Ну а если мы падем — то по крайней мере о нашей гибели будет кому сложить песни. И, — король усмехнулся, — погибая, мы уж постараемся захватить с собой и нашего не слишком гостеприимного хозяина. Его манеры высылать навстречу гостям орды скелетов и зомби я лично считаю просто отвратительными, не правда ли, достопочтенные?

Ниакрис усмехнулась:

— Конечно, это более чем невоспитанно, Ваше величество. Нет сомнения, что подобная дерзость нуждается в наказании.

Глаза короля весело блеснули.

— И, клянусь секирой и молотом, мы проучим его! Так проучим, что весь мир вздрогнет!

Монах сокрушенно вздохнул.

— А ты чего? — тотчас повернулся к нему король. — Не веришь нам, что ли?

— Ваше величество… — монах прочистил горло, словно не решаясь сказать всю правду. — Я отговаривал мою спутницу идти сюда. Я считал и считаю, что в случае штурма погибнет все ваше войско… и вы сами тоже не уцелеете, Ваше величество, потому что не будете прятаться за спинами своей гвардии. Подземные доспехи хороши, спору нет, но магия все-таки сильнее.

Король помолчал:

— В твоих словах есть резон, монах. Но мы назад уже не повернем. Сделать так — покрыть позором не только себя, но и все королевство, и о моем сыне станут говорить: «А, так это тот самый, чей отец позорно струсил и бежал от опасности?!» Нет, никогда. Лучше уж мы все падем на ближних подступах — но падем доблестно.

Монах снова вздохнул, и Ниакрис понимала причины — гномы очень заботились о том , как им предстоит умереть, и зачастую готовились к этому дню всю свою долгую жизнь.

— Тогда нечего и спорить, Ваше величество, — решительно сказала девушка. — Давайте решим, как лучше нам атаковать…

Войско гномов шло через долину. Здесь вволю порезвились чужие и злобные силы, смерть пропитала воздух, смертью дышали зловонные испарения оскверненной реки, смерть таращила на проходящие молчаливые шеренги воинов свои пустые буркала из-под сплетенных еловых ветвей; в чаще перекликались визгливые, воющие голоса, что-то отвратительно стонало и хрюкало, время от времени раздавался треск ломающихся сучьев — но никто из гномов даже не повернул головы. В рядах армии шли только ветераны, бившиеся и с эльфами, и с орками, и с людьми, — не пристало подгорному воинству пугаться какой-то там нежити!

Катили готовые к стрельбе требучеты, и Ниакрис могла только поразиться силе гномов, на руках тащивших громоздкие сооружения через все рытвины и ямы.

По бокам шли шеренги арбалетчиков и щитоносцев, готовых в любой миг ответить на нападение стрелами, однако никто из подручных врага так и не осмелился атаковать, и гномы заметно приободрились.

Ниакрис шла в первых рядах — король настоял, чтобы она все-таки не пренебрегала доспехами, и гномы-оружейники в один миг подобрали ей кольчужку — словно на нее клепанную. Можно было только дивиться предусмотрительности горных мастеров — доспех сидел как влитой, и, чувствовала Ниакрис, ее защищали сейчас не только струящиеся цепочки колец первоклассной и непревзойденной гномьей стали — но и наложенные на доспех чары. Разбираться в них у девушки не было времени — да и какая разница? Все равно она твердо знала, что из этого боя ей не вернуться, и никакие доспехи тут уже не спасут.

Гномы предлагали любые мечи, какие только душа пожелает, однако Ниакрис осталась верна своему неказистому оружию. Меч поури был для нее мечом судьбы, с ним она прошла весь путь, и отказываться от него сейчас сильно смахивало на предательство. Нет, с этим клинком и никаким другим связана ее судьба, и если ей суждено сразить Врага, то именно этим лезвием…

А потом лесистые склоны долины внезапно сошлись, она превратилась в исполинское ущелье, взметнувшее чуть ли не до неба отвесные темно-серые стены, по которым не вскарабкалась бы и белка. По дну ущелья бурлил поток, такой же парящий и черный, как и лесная речка в долине. И на противоположном краю ущелья, примерно в лиге от остановившегося войска, на громадной скале высился замок, точь-в-точь такой, каким увидела его Ниакрис в пляшущих языках пламени.

Высокие черные башни, тянущиеся к низким облакам, болезненно-тонкие, увенчанные острыми черными шпилями, на которых, как показалось Ниакрис издали, корчились пронзенные нагим железом какие-то существа. Стены замка как будто были продолжением самой скалы, вырастая из ее жесткого лона. Башни соединялись между собой высокими гнутыми арками, насколько могла понять издали Ниакрис — начисто лишенными перил. Переходы, арки, галереи сплетались, пересекались, раздваивались, растраивались и вновь сходились, образуя настоящую паучью сеть. К воротам замка, сейчас наглухо закрытым тяжелыми створками, вела одна-единственная извилистая и узкая дорога, вела по крутому, но совершенно гладкому склону, где не укроешься от летящих сверху стрел и камней.

А высоко над мешаниной малых башен, арок, галерей и всего прочего поднималась одна, главная башня, увенчанная зубчатой широкой короной, и между зубцов ее, там, где тянулись ряды окон, смутно мерцало багровым.

Ниакрис сжала зубы. Даже смотреть на это багровое сияние оказалось пыткой. Там билось сердце Врага, то самое сердце, что она поклялась разрубить, — и сейчас чувствовала, как нарастает где-то в самой глубине ее души странное, пугающее чувство — чем-то притягивал ее этот отвратительный паучий замок со вбитым кровавым гвоздем коронованной башни, она поймала себя на мысли, что неплохо бы и самой заполучить нечто подобное, и устроиться в торжественном тронном зале, и править оттуда…

Она почувствовала руку монаха на своем плече и внимательный, понимающий взгляд. Ниакрис не обернулась.

— Он зовет тебя, — прошептал ее спутник. — Он почувствовал тебя и теперь будет пытаться перетянуть на свою сторону. Он чувствует, что ты ему сродни…

— Да что ты такое говоришь! — возмутилась было Ниакрис, но тотчас же смолкла. — Да, ты прав. Сродни… — она закрыла лицо ладонями.

Сзади послышались тяжелые шаги — подходил король, окруженный стражей в серебристых и золотых латах. Гномы не скрывались, они словно бы приглашали врага к атаке — только едва ли засевший в зловещем замке некромант поддался бы на столь нехитрую уловку.