rain_dog - Еще одна сказка барда Бидля

И вот, когда мантикраб уже разделан, и я готов перейти к тонкостям хранения полученных таким образом компонентов, я слышу снизу, из парадного кабинета шум и звук его шагов - он, кажется, бросает на стол какие-то папки, не попадает, чертыхается и быстро взбегает по ступеням наверх. Почему он не вернулся через наш камин? Судя по шуму, он вообще вошел через вращающуюся лестницу с горгульей. Наверное, опять разговаривал с Мак Гонагалл или зачем-то носился по школе.

- О, привет, - говорит он с порога, - уже лег? Мне доложили о твоих сегодняшних подвигах. Тебе неясно, что нельзя сидеть весь день на солнце?

Хмурится, быстро подходит ко мне. Он сейчас такой «министерский», я даже не знаю, как это объяснить. Уже вернулся, а двигается так, будто все еще идет по этим коридорам со множеством дверей в развевающейся мантии, сдержанно кивая в ответ на приветствия. Я же знал, что мне влетит. Когда он такой - так выглядит, так говорит со мной, я каким-то образом совершенно забываю, как он ласкал и целовал меня накануне. Он опять директор Хога - строгий, недоступный. Я вжимаю голову в плечи и только и могу сказать:

- Извини, я …я не специально, - даже глаза на него боюсь поднять, я же правда виноват, - просто я увлекся и не заметил, как пролетело время. Со мной все нормально, - уверяю я его, - я ванну принял. Вылил туда целый флакон.

- Какой еще флакон? - спрашивает все так же строго.

- Зеленый. Весь.

Так, наверное, я полный идиот, потому что он некоторое время молчит, разглядывая меня, будто интересный экспонат. Потом вздыхает, видимо, отчаявшись услышать от меня что-либо разумное, и говорит:

- Этого флакона на слона бы хватило, Гарри. Неудивительно, что ты уже в порядке.

И ведь хочет сейчас назвать меня Поттер по старинке, я же слышу. Только ведь Поттера не прижимают к себе в постели, не пытаются защекотать до смерти, хватая при попытке побега за тощую лодыжку, не доводят до безумия, снимая стоны с губ…

- Я случайно, правда, не сердись, - говорю я тихо-тихо и, наконец, поднимаю на него глаза.

И вдруг вижу, что он вовсе и не сердится. Откидывает со лба спутанные, влажные от жары длинные волосы, устало мне улыбается.

- Да, меня иногда начинает посещать вовсе не эротическая фантазия - выпороть тебя как следует.

- Давай отложим это на потом, - предлагаю я, и мы смеемся.

И тут я вижу, что в руке у него какой-то сверток. Нет, не просто сверток, это похоже на коробку. Я не верю своим глазам. Может быть, это что-то другое, не то, о чем я сейчас подумал. Мало ли на свете коробок. Но он лукаво смотрит на меня, разворачивает тонкую упаковочную бумагу и - о чудо - да, это он! Торт из маггловской кофейни! В прозрачной коробке! Из трехслойного шоколадного суфле с тонкой прослойкой бисквита, розочками взбитых сливок и маленькими шоколадками сверху. Я жмурюсь от счастья, как котенок на солнышке. Я же все время, пока болел, хотел именно такой, но мне было нельзя. Вот почему он задержался - ходил в маггловскую часть Лондона за этим тортом. Для меня.

- Ох, - только это я и могу выговорить, - это мне?

- Нет, мне, - насмешливо отвечает он, - сейчас буду поедать его один на твоих глазах в наказание за плохое поведение, а ты посмотришь.

- Ты столько не съешь, - уверенно говорю я.

- А ты?

- А я съем.

Я пытаюсь вылезти из постели, но он меня удерживает. Неужели он разрешит мне поглощать это кондитерское безобразие прямо здесь?

- Нет, лежи, - говорит он, и голос его почему-то звучит сейчас очень властно, - ты уже набегался сегодня. - И продолжает уже мягче: - К тому же, мне безумно хотелось накормить тебя таким тортом, пока ты болел. Так что пьем чай, как в старые добрые времена. Согласен?

Я согласен, только почему-то замираю от его слов. И этот вдруг ставший таким властным голос, и прямой взгляд несмеющихся темных глаз. Он что-то задумал? Но, что бы он там ни задумал, это не мешает мне объесться вот этим самым тортом, ведь правда? И мне ли бояться его фантазий? Все равно, самое плохое у нас уже давно позади, сейчас вот только хорошее.

А Северус тем временем исчезает в ванной. Я кошусь на торт, стоящий на стеклянном прикроватном столике, даже уже тяну к нему руку. Вот сейчас открою прозрачную крышку, подцеплю пальцем ну хоть одну сливочную розочку и съем. Вижу крохотные капельки влаги, собравшиеся на нежном суфле… Но так нельзя - в одиночку порушить такую красоту. Вместе, значит вместе. Тем временем у нас в спальне материализуется Добби, кланяется мне и ставит на столик небольшой чайничек, из носика которого вьется пар с ароматом чабреца, и две чашки. И удаляется, глядя на меня с нескрываемым обожанием.

Я так поглощен мыслями о торте, что не замечаю, как возвращается Северус - в футболке, домашних брюках, в руках полотенце, которым он вытирает мокрые волосы. Окидывает глазами столик, меня, жадно косящегося на торт, и замечает:

- Кажется, здесь чего-то недостает.

По-моему, тут всего в самый раз, но он быстро проходит через боковую дверь в личный кабинет, оттуда доносится стук открываемой дверцы, мелодичное звяканье - и вот он уже возвращается, держа в руках явно маггловскую бутылку темного стекла и один бокал. Не виски. И мне не дадут.

- А мне? - пробую возразить я.

- Ты что, с ума сошел?

- А что это?

- Коньяк.

- Ну, хоть понюхать…

- Понюхать дам, - милостиво соглашается он и садится на край кровати.

В спальне сгущается полумрак, Северус задергивает тяжелые темные шторы на окнах и зажигает свечи. А потом отрезает мне кусочек торта и протягивает его мне на маленькой тарелочке. И наливает мне чаю, а себе коньяк, совсем немного, наверное, это не тот напиток, который можно пить стаканами. Хотя мы, помнится, скитаясь по лесу в прошлом октябре, обращались с напитками без должного уважения. Я осторожно слизываю с торта сливочную розочку, съедаю украшавшую ее крохотную шоколадку, не торопясь, подбираюсь к суфле. Мерлин, как же вкусно! А он вовсе не смеется моему обжорству, просто смотрит на меня, глаза его в свете свечей становятся еще более темными, и делает первый глоток из своего бокала. Я поглощаю торт и не могу остановиться. Вот уже от моего кусочка практически ничего не осталось, только чуть-чуть нежного бисквита. Крошки на моих губах. Наверное, я выгляжу смешно, хочу смахнуть их, а он почему-то вдруг удерживает мою руку, отставляет бокал, наклоняется ко мне и… и медленно слизывает бисквитные крошки с моих губ. Я чувствую терпкий горько-сладкий аромат коньяка, он тоже отдает шоколадом. И мне тоже хочется разделить с ним этот вкус, поэтому я повторяю его движение - подаюсь к нему и облизывая его губы. Сладость и горечь. Наше смешавшееся дыхание. Вновь глоток из бокала. Как во сне я вижу, как он снимает следующую розочку с торта, подносит пальцы к моему рту, размазывая сливки по губам. И вновь наклоняется ко мне, его губы щекочут мои, а потом я чувствую вкус коньяка уже на его языке, щекочущем мое небо и переплетающемся с моим. Сливки и коньяк. Мы не произносим ни слова. Он не спрашивает разрешения. Его пальцы, сливки, мои губы, его поцелуи, становящиеся все более жадными. Он не сводит с меня глаз, берет шоколадку, протягивает ее мне, я понимаю, чего он хочет, держу ее на языке, чтоб она растаяла - у следующего поцелуя вкус темного шоколада.