Наталия Осояну - Звёздный огонь

Целительница вздрогнула.

— З-заткнись… — Умберто шагнул вперед и, не удержавшись, упал на колени. — Ты, мерзкий щупач… если ещё хоть слово скажешь, я тебе башку оторву…

Капитан-Император рассмеялся.

— Ну зачем же так жестоко? Нет-нет, ты должен был сам рассказать мне правду… Что ж, господа, всё ясно! Мы видим перед собой живое подтверждение старого-старого правила, запрещающего брать женщин на борт фрегата. Кристобаль, я по-прежнему тебе не верю, но постараюсь воспользоваться случаем и продемонстрировать своё гостеприимство. Джессен, уведи его! Хотя нет, погоди. Осталась последняя проблема…

Аматейн встал, повернулся к спутнику Умберто, словно лишь теперь вспомнив о том, что этот юный дерзец посмел присвоить себе имя покойного принца Амари. Мгновение оба сверлили друг друга яростными взглядами, а потом Капитан-Император отчеканил:

— Мой сын мертв. Лишь Заступница могла бы его спасти, но она не пожелала сойти с небес на землю. Ты, мерзавец, и впрямь на него похож, но этого недостаточно!

С этими словами он взмахнул рукой и ударил по воздуху, как если бы тот был чем-то плотным, материальным. Все до единого магусы и люди ощутили волну, которую вызвал этот удар, но едва ли хоть кто-то из них успел понять, куда она направлена и что должно произойти.

Это случилось очень быстро.

Волна ринулась на Амари, сбила с ног стоявшего рядом Умберто, и в мгновение ока разнесла вдребезги большое окно. Осколки стекла, похожие на огромные кривые ножи, не упали на пол, как им полагалось бы по закону природы, но повисли в воздухе. Потом, развернувшись, они ринулись на неподвижного юношу, который успел лишь поднять руку.

…И всё замерло.

— Без сомнения, кто-то умер в тот день, — хрипло сказал Амари и шевельнул пальцами. Несколько осколков со звоном упали; остальные продолжали висеть, словно на невидимых нитях. — Но это уж точно был не я! — Новое движение, звон. — Хотя ты, отец, можешь по-прежнему сомневаться в том, что видишь…

Ещё четыре осколка отправились на пол, последний же стал поворачиваться, будто стрелка компаса. Вот он указал острым концом на Витеса… Умберто… ненадолго задержался, целясь в серебряную маску Аматейна… и замер, уставившись на Рейго Лара. Щупач сглотнул, на его враз побледневшем лице выступили крупные капли пота.

— Впрочем, ты уже ни в чем не сомневаешься, — договорил Его Высочество принц Амари и взмахом руки заставил жуткую «стрелку» присоединиться к другим осколкам. Вот теперь установившаяся в кабинете Аматейна тишина была по-настоящему мертвой, и её не нарушали даже звуки, доносившиеся сквозь разбитое окно. Весь мир как будто притих в ожидании того, что скажет или сделает Капитан-Император, вновь обретший потерянного сына.

— Оставьте нас, — неузнаваемым голосом произнес Аматейн.

И они подчинились.

… — Ты ещё слишком молода, — сказала Ризель. — И ничего не знаешь про договоры о дарах. Так?

— Слышала однажды, — неуверенно ответила Фаби. — Это как-то связано с… кукушками?

Принцесса усмехнулась и кивнула. Они сидели на краю широкой кровати Ризель, доверительно склонившись друг к другу — Фаби невольно подумала, что так могли бы шептаться две сестры, а не госпожа со служанкой. Воздух в спальне Её Высочества стал другим — затхлым, тяжелым, — и находиться здесь было непросто. Впрочем, теперь неизвестно, долго ли придется терпеть.

— Ваше Высочество, так этот мальчик… действительно принц Амари?

Ох, как жаль, что она попала во дворец уже после его предполагаемой смерти!

— Вашему семейству повезло, — проговорила Ризель, словно не услышав вопроса. — Оно всегда было одним из самых многочисленных, хотя об этом предпочитали не говорить — как же, вы ведь бесполезные Воробьи, обреченные служить другим кланам, где уж вам обладать сокровищем, которое никому из нас недоступно? Вас много, и поэтому кукушки в ваших семьях почти не рождаются… — Она вздохнула. — Так вот, Фаби, когда женятся два магуса из разных кланов, их ребенок всегда наследует только один дар. Предположим, если мы говорим о паре, в которой муж принадлежит к семейству Цапли, а жена — Соловья, то их дитя либо начнет ещё в колыбели передвигать вещи взглядом и отдавать приказы нянькам, либо поразит всех своим прекрасным голосом… Ты ведь понимаешь, о чем я?

Фаби не просто понимала — она вспомнила, что такое договор о дарах. Его заключали старейшины кланов, к которым принадлежали будущие супруги, обещая друг другу проследить за тем, чтобы детей этой пары воспитывало именно то семейство, чей дар проявится — то есть ребенка могли на время передать ближайшим родственникам, чтобы они обучили его всему, и лишь потом позволяли семье воссоединиться. Только при таком условии двое из разных кланов могли стать мужем и женой.

Принцесса, тяжело вздохнув, откинулась на подушки и заговорила таким тоном, словно рассказывала подруге сказку:

— В некоей семье было трое детей. Старший унаследовал дар своего отца и, как говорят те, кому посчастливилось его знать, он был весьма силен и в будущем мог стать ещё сильнее. Но Великий шторм рассудил иначе и забрал юношу к себе… — Она ненадолго замолчала. — Второй родилась дочь, которая опять-таки унаследовала отцовский дар. Всё бы ничего, но я забыла упомянуть, что это семейство правило одной страной, где по обычаю трон передается лишь по мужской линии, поэтому как раз способности дочери не были интересны никому… то есть, обладай она тем же даром, что и мать, это было бы даже лучше. Правитель нуждался в сыне — и сын родился! Младший ребенок, долгожданный и драгоценный… но что это? О ужас, он оказался кукушкой . Не было предела горю безутешного отца, который понял, что ни один из его детей не способен унаследовать корону! Придя в себя, он повелел скрыть от всех то, что мальчик начисто лишен способностей — в надежде, что Заступница окажется милосердной, и дар всё-таки проснётся в маленьком принце. Такое иногда случалось… и именно так всё произошло на этот раз.

…— Завтра ты пригласишь ко мне Кармора Корвисса, — сказал Капитан-Император, и Ризель послушно кивнула, но что-то в голосе отца встревожило её. Ему понадобился ворон-алхимик? Быть может, он почувствовал себя хуже?.. — Нет, дорогая, я буду говорить с ним вовсе не о своем здоровье, — прибавил Аматейн с усмешкой, будто прочитав её мысли.

— Но о чем? — осторожно спросила принцесса. — Кармор, он ведь… э-э…

— О нем ходит дурная слава, я знаю, — перебил Капитан-Император. — Видишь ли, иногда так случается — того, кто первым сходит с проторенной тропы и начинает искать новые пути, винят во всех смертных грехах. В лучшем случае его признают безумцем и оставляют в покое, в худшем же изгоняют навсегда. Кармору повезло — у него есть вторая тень. Слово Рейнена и поныне имеет вес для всех… но не для тебя, как я погляжу?